Но вот, наконец, он открыл глаза и уперся взглядом в бревенчатую, побеленную наспех стену. Пытаясь пересилить боль, попробовал вспомнить, что же произошло, понять где он, что случилось, почему такая боль во всем теле. «Нет…, тяжело смотреть… и думать….» – И Оула опять погрузился в пустоту, но уже от усталости и слабости.
Он слышал, как несколько раз к нему шумно подходили люди, о чем-то спорили, разговаривая на непонятном языке. Одни громко настаивали на чем-то, другие говорили тише, щупали пульс, поднимали веки. Потом уходили и становилось тихо.
Боль немного отпустила. Плечо ломило где-то глубоко внутри. Хотелось пить. Язык распух и был настолько сух, что казалось, было слышно, как он шуршит. Оула прислушался. За его спиной кто-то часто, с трудом дышал, чуть дальше слышалось покашливание, чьи-то легкие шаги, полушепот. Его снова замутило. Пить уже хотелось нестерпимо. Попробовал, было повернуться, но едва шевельнулся, как боль острая и глубокая вырвала его из действительности и опять швырнула в черноту.
Когда открыл глаза, то увидел круглое девичье лицо, смотрящее на него с жалостью и сочувствием. Оула попытался сказать ей, что очень хочет пить, но так и не смог разлепить сухих губ…. Девушка видимо поняла и через минуту поила его из мятой жестяной кружки, заботливо поддерживая одной рукой его голову.
«Какое блаженство!» – Оула пил неловко, маленькими глотками, проливая драгоценную воду, краем глаза разглядывая лицо девушки. Она что-то тихо говорила, смотрела тепло и уютно.
Он только на миг подумал, вернее, сравнил ее с Элли. И сразу молнией пробило память, вмиг очистилось небо от последних туч: – «Он – раненый!.. В лазарете!..У неприятеля!..В плену!..»
Его стон дежурная санитарочка поняла по-своему, поскольку начала осторожненько поглаживать его бинты и что-то ласково говорить вполголоса, словно баюкала ребенка. От этого Оула стало еще невыносимее. . Как от страшной физической боли он зажмурился, заскрежетал зубами, закрутил головой, елозя по подушке, словно отрицая то, что с ним произошло. А в голову ясно и отчетливо лезли и лезли последние события перед провалом в никуда, память безжалостно обнажала малейшие детали тех последних мгновений:
Оула опять «почувствовал» ужасной силы удар в правое плечо. Этот удар бросил его на заграждение, затрещала ткань на его масхалате, и тотчас в тело кровожадно впились многочисленные стальные колючки. Он отчетливо вспомнил как «паутина» спружинив, отбросила его обратно, и он, словно разорванный на части, без ног, без рук, состоящий из одной сплошной боли, летел и летел в бездну, вместе с осветительными ракетами, пролетающими над ним, вместе с ним. Потом опять увидел силуэты огромных людей, откуда-то сверху глядящих на него, и… приклад, медленно летящий в его лицо. И все…. Теперь все.
