Акли приятно было слышать поддразнивания и намеки императора. Отправившись в оранжерею, он раздобыл там гроздь винограда, разумеется без помощи императорской записки, которую Он спрятал к себе в бумажник, на память. Потому что нимб императорского всемогущества - единственная среди прочих человеческих слабостей, что не теряет своего воздействия на людей даже и в непосредственной близости.
Затем Акли сел в экипаж и поехал на улицу Унгаргассе, в институт благородных девиц госпожи Сильваши. Небо показалось ему сумрачным, затянутым тучами хотя на самом деле на нем сияло солнце.
В другую Пору он катил этой дорогой всегда веселый, в хорошем расположении духа. Четверги, проведенные ранее с этой девочкой, казались теперь ему далекими и уже почти полузабытыми, как сладкие сновидения. И только теперь она начинал понимать, как дороги они ему. Обычно девочка уже ждала его приезда издали заслышав стук экипажа, и пока он добирался до общего зала ожидания она уже надевала соломенную Шляпку на каштановую Корону своих волос. Затем они шли гулять на лоно природы, играли в мяч, ловли сачком бабочек (это еще в первый год ее пребывания здесь), а то отправлялись в "Сосисочный Пратер"18, обходили один за другим шатры комедиантов, цирк, манеж, катались на карусели, где даже и сам Клипа восседал на деревянной лошадке или на козе. Клипой звала его Илонка, объединив для краткости два слова: "Акли-папа". Это было в первый год. А во второй он получил имя "Клипи", затем - "Липи". Они подружились, стали приятелями. Девочка быстро подрастала, словно пальмочка, а Клипи уже больше не рос, зато постепенно прирос к ней - сердцем. Изменились и их развлечения по четвергам. На следующем этапе это уже были прогулки по Грабену, разглядывание магазинных витрин, полных безделушек, кукол, игрушек, Клипа водил девочку по городу, взяв ее за руку (на самом деле ее рука лежала в его ладони так уютно, уютно, будто в теплом птичьем гнездышке) и с наслаждением слушал, как убыстряется биение горячих жилок в ее пальчиках, когда она замечала что-нибудь интересное. Тогда он входил в лавку и покупал понравившуюся ей вещицу.
Потом однажды наступили совсем знаменательные перемены: Илушке купили длинную юбку и прокололи уши для сережек. Конечно, это была уже не прежняя девчурка Илонка.
В экипаже они выезжали далеко за город, в широкие поля и луга, гуляли среди высоких трав, разглядывали прыгающих кузнечиков, слушали кваканье лягушек на болотах, собирали цветы. А их обувь, а то и батистовая юбочка, делались мокрыми от росы. Ой, что скажет на это мадам?! Да ладно, пусть говорит что хочет, важно, что им было хорошо, и этого никто не мог у них отобрать.
