— Рауль… / и тут она запнулась, подумав 'дитя мое' , но никогда прежде герцогиня де Шеврез не обращалась так к виконту де Бражелону — и молниеносно сообразила, что лучше пока обращаться к нему по имени. /
… Рауль, милый, очнись. У нас очень мало времени, а мне нужно сказать тебе очень многое. И все очень важно!
— Да, мама, — все так же тихо ответил виконт, — У нас действительно очень мало времени.
И тут он испугался: его ослепили синие молнии шевреттиных глаз.
— У нас мало времени, — сказал Рауль испуганно, — Я только это хотел сказать вам, матушка.
— И думал ты то же? — спросила она.
Бражелон вздрогнул и опустил голову.
''Я привела бы тебя в чувство, — подумала Шевретта, — Ты уже меня боишься. Отлично, сынок' .
— Я не хочу с тобой ссориться напоследок, — резко сказала она, — Но запомни, мой мальчик, со мной такие номера не проходят! Если ты посмеешь сказать мне, твоей матери, 'Я скоро умру' , ты заработаешь от меня на прощанье не поцелуй, а оплеуху!
— Я этого не говорил, — ответил Рауль все так же тихо.
Этот тихий голос, опущенные глаза, печаль на лице — все это выводило из себя полную жизненной энергии Шевретту.
— По-моему, ты никогда не лжешь?
— Я не солгал вам, матушка. Я этого не говорил.
— Именно это ты, конечно, сказать не помел. Но смысл был такой. Не увиливай!
На этот раз Рауль не стал отворачиваться. Он взял Шевретту за руки и прошептал:
— Матушка, не мучайте меня, пожалуйста.
Теперь слезами наполнились глаза Шевретты. Она заметила резкую перемену в поведении сына. 'Страсть к этой дуре Лавальер затягивает тебя в бездну, из которой нет возврата. Нервы ни к черту не годятся. И с таким настроением — на войну. К чертям собачьим! Пока не поздно, я должна найти слова — а помогут ли слова? И все же, Боже мой, я не из тех, кто сдается. Будем бороться до конца. За тебя, дурачок!
— Я больше ничего не скажу тебе.
Рауль облегченно вздохнул.
— Но вот ларец. Держи его. Здесь очень важные документы. В верхнем отделении — бумаги, предназначенные господину де Бофору и всему вашему Штабу. Сейчас речь не о них. Во втором отделении пакет. В нем мои записки. Я писала их в разные годы, но начала именно тогда, летом тридцать четвертого, когда родила тебя. Я мечтала, что ты когда-нибудь прочтешь их. Если бы ты не натворил таких дел, возможно, только после моей смерти. Но ты ускорил события, и теперь у меня нет причин скрывать тайну. В пакете, разумеется, копия, если ты соблаговолишь прочесть в часы досуга то, что я…
