— Это называется уступил? Какая же это, к черту, уступка!
Старик сердито глянул на нее.
— Да ты слушай хорошенько! Я же сказал: дань в новых мерах. Не зря говорят, что ты бестолковая! Услышала полслова и понеслась!
— А хоть и новыми мерками, мне все равно платить нечем! — сердито возразила она. — Если б эти дохлые черти не забрали хозяина, тогда еще куда ни шло! Вы посмотрите: пять ртов, и каждый день им подавай еду, как мне одной управиться!
— Ничего не поделаешь! — Старик посмотрел на ребятишек в грязных лохмотьях, покачал головой и вздохнул. — Земля-то чужая, хочешь не хочешь, а залог и аренду надо платить. Нет на свете такого закона, чтобы землей даром пользоваться.
— Очень прошу вас, потолкуйте еще раз с господином У, — умоляюще произнесла она. — Уговорите его пожалеть нас. Вернется хозяин, что-нибудь придумаем.
— А если не вернется, — сказал староста, — так и платить не надо?
— Ой, пожалейте нас, добрый человек, не говорите таких страшных слов! — с болью воскликнула она. — Если он не вернется, что будет со мною и детьми?
Старик отвернулся и сердито пробормотал:
— Кто знает, что будет, время военное. — Но тут же, смягчившись, принялся ее утешать: — Ничего, бог поможет, авось и вернется!
— Да сбудутся ваши слова! — благодарно ответила женщина. — Пусть бог нас услышит!
Староста махнул трубкой и сказал раздраженно:
— Ну, ближе к делу! Соглашайся на арендную плату. Будь послушной. Господин У не требует, чтобы ты сейчас заплатила. К концу года отдашь, и ладно. Значит, залог двести девяносто тысяч. Постарайся, придумай что-нибудь! — Он обшарил глазами хижину. — Можешь продать свинью и кур!..
— Так ведь это же поросенок, совсем маленький, жалко его продавать. Да и что за него выручишь? — В голосе ее звучало отчаяние.
— Неужели у тебя нет сбережений? — удивился староста. — Разве школа вам ничего не дала, когда уезжала отсюда?
— Ой, да вы сами посудите! — закричала она. — Когда школа уехала, Ши Цин остался без работы, цены росли день ото дня. Месяца не прошло, как от тех несчастных денег и медяка не осталось! А было бы хоть немножко, дети не исхудали бы так и не ходили в лохмотьях!
Староста опять покачал головой и вздохнул. Со страдальческим выражением она потянула его за рукав.
— Уговорите господина У пожалеть нас, не брать залог, а аренду я буду платить натурой: тыквами, бататом...
— Ишь выдумала! — усмехнулся староста. — На кой ему это? Мясо и рыба и те приелись, зачем же ему твои тыквы или батат? Разве только свиней кормить! Не проси, стыдно мне ему такое сказать.
