— Я уверена, говорили.
— И если бы люди только могли увидеть, они бы узнали, — сказала Оливия, начиная тихо плакать. — Никто бы больше никогда не сомневался.
Узнали что? Кровь Харриет застыла в жилах. Она огляделась. Группы гостей стояли вдоль стен, только один или двое около гробов, окруженных цветами и фотографиями отца и сына в лучшие времена.
Харриет почувствовала присутствие Зака. Она оглянулась через плечо. Ее сын, расправив плечи и высоко подняв подбородок, смотрел на нее и на бабушку из противоположного угла комнаты. Харриет заставила себя обнять Оливию за плечи и прошептала:
— Не беспокойтесь, что Зак не похож на Донни. Моя мама говорит, что он пошел в Роджерсов. Внешность не имеет значения. — Харриет попыталась успокоить страх, поднимающийся внутри ее, что Оливия знает правду и готова выплеснуть ее перед всеми. — Донни любил Зака. Все, что имеет значение, — это любовь.
— Любовь! — Оливия отстранилась. Она обвела зал безумным взглядом горящих глаз и, указывая пальцем на Харриет, воскликнула: — Ты притворилась, что любишь моего сына, и украла его у нас! — Она прижала руку ко рту, всхлипнула и села на стул. — Мне так жаль, — сказала она.
Харриет наклонилась над ней. Без сомнения, находясь под влиянием приправленного алкоголем кофе и своего собственного чувства вины, она сказала голосом, который могла слышать только Оливия:
— Будьте любезны, помолчите насчет ушей, глаз и носа Зака.
Оливия расплакалась сильнее и покачала головой.
— Это неправильно, — произнесла она, и потом снова: — Это просто неправильно.
— Конечно, неправильно, что они погибли, — сказала Харриет, стараясь изменить направление мыслей Оливии.
Оливия подняла голову и посмотрела Харриет в глаза. Сквозь слезы она проговорила:
— Пожалуйста, не разрушай мои воспоминания. Зак — это все, что у меня теперь осталось.
Харриет отпрянула. Что это значит? «Не позволяй мне узнать, что то, что я подозреваю, правда»? Она провела рукой по волосам с такой силой, будто хотела вырвать их с корнем. Волна вины захлестнула ее, а потом пришел неистовый гнев. Вина за то, что осталась в живых, а гнев от того, что не знает, что делать. Вина за то, что она теперь свободна — свободна жить своей жизнью, без травмы и слухов, которые вызвал бы развод с Донни. Гнев в основном на себя и на мальчишку, который много лет назад исчез и оставил ее одну разбираться с беременностью в восемнадцать лет. Она сделала лучшее, что могла.
Харриет снова посмотрела на Оливию. Ее сердце смягчилось. Оливия не виновата в ее боли. Она была такой милой женщиной.
