Первое время он шел в сторону от Коннорс-Рив, но Алиссон дважды останавливал его — делал он все смелей и смелей, — корректируя направление, и, наконец, они поползли точно к ущелью, озаряемые только светом звезд.
Прожекторы лагеря включились только раз — наблюдатели услышали тяжелую поступь суперзавра, — но пошарив по скалам, погасли. Управлял им военный техник, входивший в «группу риска», и поднимать тревогу он, естественно, не стал.
Десять километров до ущелья дракон прошагал за десять минут, а у входа в каньон его уже ждали Кемпер, Хойл и Кеннет. Алиссон приказал Тихоне пересадить их в «седло», обнялся с летчиком.
— Все в порядке?
— Стоило сомневаться. Знаешь, кого я встретил? — Кемпер засмеялся. — Того ублюдка, который не пускал нас к Джайлсу. Помнишь? Этот пес войны снова оказался на пути, хотел…
— Потом будете делиться впечатлениями, — перебил летчика Кеннет. — Самое трудное впереди. Двигаемся к биурсу, пока нас не накрыли ракетным залпом.
Тихоня снова зашагал вперед с грацией шестиногого бегемота, увеличенного в пятьдесят раз.
Тревога в лагере началась, когда суперзавр с погонщиками преодолел плотину из обломков скал, перегородившую ущелье, и заглянул в каменный мешок, на дне которого сидел на кортичках биурс.
Пружина ситуации сжалась до предела.
***
Джайлс вернулся из штаба в свою палатку злой и возбужденный. Разговор с помощником президента не получился, «кусок мыла» не перечил сенатору, но и не соглашался с его точкой зрения, снова пообещав поговорить с президентом.
Вряд ли стоило взывать к гуманизму и человечности этого чиновника, добившегося власти благодаря невероятно гибкому уму и умению вовремя поддерживать нужную кандидатуру.
— Скользкая тварь! — сквозь зубы произнес Джайлс, бросая куртку на походную постель, гаркнул. — Сэм!
В палатку вошел адъютант, он же личный охранник сенатора, Сэмюэль Старджон.
— Подъем в шесть утра, завтра убываем в Тонопу.
— К вам гость, сэр. Пригласить?
— Кому там не спится? Уже полдвенадцатого ночи!
— Говорит, у него важное сообщение. Назвался зоологом, доктором наук Зальцманом.
Джайлс плюхнулся в кресло, едва не сломав его.
— Стакан глинтвейна, тосты… зови, черт с ним!
В палатку робко протиснулся громадный мужчина, не то чтобы толстый, но пухлый, с какой-то болезненной рыхлостью. Желеобразный, пришло на ум сравнение. Квадратное, с отвисшими щеками, такое же рыхлое, как и тело, бледное лицо окаймляли бакенбарды и редкая бородка. Но глаза блестели остро и хитро.
