Тихонько окликаю его:
— Батя!
Старик вздрогнул. Посмотрел на меня. Жду, опустив голову. Неужели прогонит? Нет. Показывает на крыльцо и сам идет впереди. В избе полутьма. Различаю скамью вдоль стены, стол, большую русскую печь. С печки свешивается лохматая головка.
— Дедушка, кого ты привел?
— Спи, дочка, спи.
Хозяин положил мне на плечо сухую мозолистую руку. Спросил шепотом:
— Ты оттуда? Мы слышали стрельбу…
Я кивнул. Девушка с печи тайком рассматривает меня. Черные глаза поблескивают от любопытства. Старик цыкнул на нее:
— Спи, нечего глазеть!
Вышел в сени, чем-то гремел там, по-стариковски ворча под нос. Притащил корыто, два ведра с водой. Порывшись за печкой, достал кусок мыла.
— Будем приводить тебя в порядок. Ты ранен?
— Нет.
Он открыл сундук, вынул рабочие брюки, пахнущие слегка бензином, темную рубашку с отложным воротником, сандалии, картуз и кальсоны.
— Мойся и одевайся. А. твое надо убрать подальше.
Свернув лохмотья, он ушел. Вернулся, когда я уже вымылся и переоделся. Старик взял ножницы, подрезал мне космы под кружок, постриг бороду, которая [228] успела у меня отрасти. Потом достал бритву, зеркало, кисточку.
— Брейся. А ты, Нина, вставай. Вижу, все равно спать не будешь. Начнем хозяйничать.
Девушке было лет шестнадцать. Она засуетилась, забегала по комнате, все время поглядывая на меня пытливыми глазами.
— Готовь картошку, Нина, будем завтракать, — сказал ей старик.
Я уже и забыл, когда ел в последний раз. От одной мысли о еде закружилась голова, дрогнула рука, и я порезался. Старик это заметил.
— Осторожнее! Бритва острая, еще отца моего. Такой сейчас и не сыщешь.
Побрившись, я самого себя не узнал. Старик оглядел меня внимательно. Удовлетворенно хмыкнул.
— Вот теперь давай знакомиться. Я рыбак. Зовут меня Иван Никитич Воронов. А это, Нина, моя внучка. Родные ее погибли при бомбежке — бомба в их дом попала. Отец был ранен на фронте, лежал в здешней больнице. Фашисты его на месте расстреляли.
Нина подала отварную картошку на стол.
— Садись, дочка, давай вместе думать, как быть дальше.
Иван Никитич потер морщинистый лоб:
— Вот что, у меня есть крестник, когда-то еще мальчонкой приезжал к нам. Где сейчас, не знаю. Будем считать, что это ты и есть. Отныне будешь зваться Сашком, а фамилия у тебя будет нашенская — Воронов. Идет?
Старик немного рассказал о семье своего крестника, чтобы я знал, что говорить, если меня будут расспрашивать. После завтрака он показал на топчан:
— Отдыхай и ни о чем не беспокойся.
