— Будешь, Сема, врагов в заблуждение вводить — где у тебя перед, а где зад.
Вырвался я от них, тряпки на лоб сдвинул, глаза чуть к темноте попривыкли — ничего не скажешь, хороша Алена в полрубахе, штанцах кружевных заморских.
— Ну как, Сема, полегчало?
Куда там полегчало! Разве что кровь остановилась, а болеть еще пуще стало.
— Васильевич, ты отмычки не растерял?
Ухмыльнулся Соловей, позвенел железками:
— Я скорее руки-ноги растеряю; вот они, кормильцы!
— Глянь-кось мои оковы, в них колдовство губится, ничего поделать не могу.
Сема скважину отмычками пробует, сетует для порядку:
— Ох и мудреный же замок, ну да ничего, на худой конец отрежем тебе ногу и высвободим!
— Ты чужими ногами не шибко-то разбрасывайся, она мне еще сгодится!
Алене тоже нос сунуть надобно.
— Неужто тебе, Сема, ради общего спасения ноги жалко?
Не придумали еще замка супротив татя умелого! Позвенел Соловей цепью снятой:
— Эх, жаль, не завалялось в уголке скелета какого, я бы шутки ради его заковал! Помнится, заточили нас с батюшкой в берендейскую темницу, так мы перед утеком все скелеты в позы непотребные по двое сложили… поди, долго еще стражникам снилось…
— Вахрамей темницей редко пользуется, — поясняет Алена. — Мастеровых людей, что невзначай в царство навье забредут, на поселения здешние отправляет, для казны работать велит, красных девок себе берет, крепких молодцев службой денежной приваживает, в дружину свою ставит, а ежели откажется который неповинным людям головы рубить, бесчинства именем Вахрамеевым творить, того на кол али в петлю. И кормить полонного не надо, и народу потеха.
Присвистнул Соловей:
— Так нам, выходит, повезло еще?
Поверил я, что Семин батюшка на жизнь свистом зарабатывал — в одно ухо свист влетел, насквозь голову пробуравил, из другого без помех вышел.
— Невелико везение, а ты, Сема, бросай свистеть — последнее просвищешь. Расскажи лучше, как вас поймали-то? Неужто у Вахрамея кони лучше наших?
— Кабы кони! Заместо коней у них ковры летучие, пока конь версту проскачет, они десять пролетят!
— А велико ль войско ковровое?
Вздохнула Алена повинно:
— Боевых без малого три дюжины наберется. Каждый двух человек подымает. Больше было, да моль на складе завелась, недоглядели…
— Да ты и впрямь искусница! — посмеиваются Семены. Я же дальше расспросы веду:
— Вахрамей говорил, что на белом свете ковры силу теряют. Поизмываться хотел аль правду баял?
Мнется Алена, глаза отводит. Ковры-то она выткать сулилась, а о такой малости помянуть не удосуживалась.
