Когда глазам открылся вход в пещеру, сердце уже скакало как бешеное, норовя проломить ребра. Дыхания не хватало, в ушах гудело, а ноги будто приросли к земле. Но я одернул себя и, осторожно отодвинув край шкуры, заглянул внутрь. А там…
На обложенном камнями лежбище из шкур в свете неясно мерцавшего костерка лежала огромная кошка с роскошным длинным хвостом и, обнимая лапами, грела собой какое-то существо, чуть ли не с головой накрытое мехами. Шершавый язык старательно и размеренно вылизывал лежащему часть лица и покрытый тонкой пленочкой недавно наросшей кожи рог.
Я вздрогнул. Мысленно я был готов к чему угодно — что вместо человека на меня кинется десятирукое, десятиногое, десятиглазое чудище с тремя ртами, что вылезет нечто вроде зомби, что… да что угодно! Но, ведь, это же Каинар, что бы не… или нет?
Я шагнул в пещеру.
Кошка удивилась — морда ее повернулась ко мне, а глаза мгновенно прищурились. Зверь не ожидал, что его покой нарушат так нагло в его же собственном логовище. Тяжелые губы дернулись, приподнимаясь и обнажая клыки, уши прижались к голове.
Я сделал полшага вперед, показав пустые ладони:
— Я не враг… Я пришел помочь ему…
Глупо. Это ведь всего лишь зверь, и я мог бы запросто отогнать его. Тогда почему я с ним разговариваю? Это было странное животное. Она слушала, уши приподнялись, да и глаза какие-то не те. Не могут быть у зверя такие глаза. Слишком разумные. Казалось, еще немного — и они станут человеческими. Право, ну ведь не Каинар же обустраивал эту пещеру? Медленно и плавно, не делая резких движений, я подошел к лежбищу и, опустившись на колени, потянул в сторону край шкуры. Сердце билось уже чуть ли не в горле, руки дрожали. Для меня во всей пещере царил лишь звук его натужного хриплого, через силу выталкиваемого дыхания.
То, что я увидел, было, пожалуй, даже хуже, чем если бы он превратился в чудовище. Жертва пыточных застенок и то, наверное, выглядела бы лучше. Это был он, я узнал его — но, Великий Вещий, что с ним стало!.. Перекошенное от рубцов лицо, худое, грязное, запущенное, серое… да и весь он, с ног до головы выглядел не лучше. А эти рога… Но он был живым. Живым, я чувствовал жар его тела… и только тут до меня дошло, что он, ко всему, еще и болен.
— Каинар… — еле выдавил я из себя, не решаясь протянуть руку.
Он дернул ухом, раздалось рычание. С трудом открывшись, на меня глянули два слезящихся, ничего не понимающих лихорадочно блестящих желтых глаза. И, увы, человеческого разума в них не было.
