– Рудат, слышь, тебя ротный требует! Ищет тебя как ненормальный! Из-под земли, говорит, достаньте!
Окликнул Рудата не кто иной, как Эрнст Муле. Подъехав на мотоцикле, он втащил старшего рядового в коляску и повез к ротному. Судя по всему, Муле изрядно поддал, он был навеселе и неслыханно дружелюбен. Мотоцикл мчался по ухабистым песчаным дорогам, Муле без умолку тараторил, а Рудат, точно окаменев, безучастно сидел в коляске.
– Ну, Рудат! Ну, старик! Кто бы мог подумать, а? Герой Требловки! Вот это номер! Вдвоем - вдвоем! - накрыть партизанский бункер. Пусть-ка эти умники так попробуют! Можешь не говорить, что там было, сам вижу, без словаря понятно. Пёттер был отличный мужик, ей-богу, отличный. Судьба есть судьба, и ведь сколько я, к примеру, знаю всяких там подонков, так нет же - этих пуля не берет! Честно! Ладно, старик, не вешай носа, друзья тебя в беде не оставили и не оставят, будь спок! Даже когда ты… Ну, вообще-то я не должен тебе этого говорить. Ротный готовит тебе сюрприз, ты не представляешь, но я просто не могу молчать: ты получишь Германский крест в золоте, станешь взводным и примешь командование группой управления. Ну и отпуск, естественно, и все такое. А? Вот это я понимаю! Да за такую новость просто необходимо тяпнуть со стариком Муле по глоточку настоящего ямайского рома! Поздравляю! Если кто и рад, так это Эрнст Муле, настоящий, надежный друг!
* * *
Он затормозил и протянул Рудату фляжку. В ней был ямайский ром, который он вчера получил от Цимера за сообщение о том, что он, Муле, видел интендантовы пуховики в Короленко на квартире Пёттера и Рудата.
– Ваше здоровье, господин унтер-офицер! - сказал Муле. Рудат выпил. Муле трещал, что этот старый болван Цимер теперь тише воды ниже травы, так что Рудат может раздавить его, как вошь, ротный-то, мол, смекнул, что он за птица, после того подлого доноса гестаповскому шефу Хазе. В общем, Рудат теперь от Вилле что угодно получит, правда-правда. Стоит ему захотеть, и обер-лейтенант его даже на офицерские курсы пошлет. Плохо ли? Три месяца дома, в Германии, бабы, кино! Эрнст Муле худого не присоветует.
Он громко трещал, хлопал Рудата по плечу, на лбу у него выступили мелкие капли пота. Вспотел он от страха за свое денщицкое место. «И как я только мог связаться с этой вестфальской деревенщиной? Ведь знал же, что ротный глаз положил на мальца. Теперь уж что говорить, вся эта история Вилле ох как на руку. «Герой Требловки», «украшение роты»… и в кинохронику заснимут, и нос начнет драть. Да, этак и без отпуска недолго остаться. Неужто наш хитрюга обер-лейтенант и впрямь педик? Разве нормальный мужик что поймет по его непроницаемой харе?»
