Конечно, это пока домысел, наитие, можно и обмануться, но чем он рискует, если прощупает шныряющих в карьере слабонервных хлюпиков и на всякий случай - вдруг что-нибудь обнаружится? - подгонит сюда парочку машин. Когда этот прохвост, ничего не подозревая, опять вылез из-под брезента, у Умфингера возникло совершенно недвусмысленное предчувствие, что его ожидает продвижение по службе и тепленькое местечко. Вот умник наш, оберштурмфюрер Фюльманш, глаза-то вытаращит!
* * *
Фюльманш вылез из самолета и тотчас приказал везти себя на площадь, к школе и машинному сараю, куда были согнаны люди. Он подтянул в деревню танки и вызвал на совещание командиров и шефа гестапо Хазе.
– В данный момент вы тихо-мирно, без паники вывели из домов примерно тысячу человек. Тысячу! И девятьсот девяносто из них знают о партизанах куда больше всех нас, вместе взятых. Однако вы, в том числе господа из гестапо, ничего не выяснили. Верно? А теперь я вам продемонстрирую, как за какие-то четверть часа все это можно изменить, причем без нервозности, без всяких там уловок и прочей ерунды. Переводчик!
Подъехал автомобиль связи, и Фюльманш через громкоговоритель произнес впечатляющую речь:
– Жители Требловки! Ни для кого не секрет, чем по законам войны карается активная и пассивная поддержка вооруженных банд. Вы, как известно, виновны в такой поддержке. Но тем не менее я решил дать вам возможность искупить вину. В вашем распоряжении десять минут, и этого вполне достаточно. Я отберу десять человек, каждый из которых в течение одной минуты сможет откровенно, без принуждения сообщить нам все, что вы знаете о вооруженных бандах и особенно об их нынешнем местопребывании. Если первый из десятки окажется добропорядочным, значит, вся деревня Требловка добропорядочна и заслуживает соответствующего обращения. Но [86] если и десятый проявит упрямство и будет казнен, значит, упряма вся деревня, и вся деревня будет казнена. Я солдат и привык держать свое слово.
Он спрыгнул с машины. Фу, как тут мерзко воняет потом, какие тусклые глаза у этого сброда! Ведь пока он говорил, они смотрели мимо него, на танки.
Господа из вермахта совсем притихли и растерянно переминались с ноги на ногу. Все как-то смешалось, послышались крики - это Хазе отбирал и выстраивал в шеренгу десять местных жителей. Они стояли по росту, глядя на своих соседей, друзей и родных. За спиной у них расположился эсэсовец с пулеметом. Когда Фюльманш засек на своем летном хронометре первую минуту, заговорили сразу несколько человек. Благообразный, видимо, не вполне нормальный старик то пронзительно молился, то затягивал какие-то песнопения, а переводчик зачем-то все это переводил. Чтобы установить мало-мальский порядок, Фюльманш распорядился немедленно убрать старика. Кроме того, он приказал некоторым поменяться местами, так что в конец шеренги попали те, кто казался ему поинтеллигентнее, а следовательно, податливее.
