Подумал, потом сказал, что с одиннадцати до часу ночи он стоит в секрете. Описал дорогу к тому месту, где они с сестрой должны быть в двенадцать пятнадцать. Она повторила. Потом притянула его к себе, поцеловала, заплакала и опять поцеловала, а он мысленно твердил, что больше никогда не увидит эту девушку и никогда они не будут вместе, но вслух проговорил:
– После войны мы увидимся, Таня.
А она сказала:
– Да, конечно. - Хотя знала, что больше никогда не увидит этого парня и никогда они не будут вместе.
– Мне пора. У нас новый взводный. Ну, счастливо.
Он взбежал по лестнице, оглянулся, махнул на прощанье рукой - в темноте смутно белело ее лицо - и выскочил на улицу. Вокруг ни души. У Рудата точно гора с плеч свалилась: никто его не видел. Он сунул руку в карман, нащупал пакетик с сахарином и повернул обратно. Скрип стекляшек, кто-то метнулся в темноту.
– Стой! - крикнул Рудат, вбегая в погреб. - Стрелять буду! Выходи!
Перед ним стоял невысокий пожилой человек в никелевых очках. Руки он поднял над головой, потому что автомат Рудата был снят с предохранителя.
– Кто это? - спросил Рудат.
– Человек, который должен все знать, - ответила Таня.
– О чем? О нас?
– Нет. Сегодня через Сейм должны переправиться больше двадцати человек. Он отвечает за это.
– А мне плевать, - заметил Рудат.
– Почему?
– Я хотел помочь тебе, а не целой шайке. Ну, что еще?
Не опуская рук, человек спросил по-немецки, нельзя ли переправить на тот берег хотя бы четырех девушек. Рудат не ответил и полез вверх по лестнице. «Я веду себя как истеричный сопляк», - подумал он, но не вернулся.
На улице он нос к носу столкнулся с Муле, денщиком обер-лейтенанта. Тот шел в роту. У Рудата мелькнула мысль, уж не подослал ли этого типа обер-лейтенант или Цимер. Но, поравнявшись с Муле, он увидел, что тот ходил выменивать солонину. Рудат отдал ему свой сахарин. Денщик ухмыльнулся, и Рудат подумал, что, если он не хочет вызвать подозрений, надо потребовать чего-нибудь взамен. И запросил полканистры бензина или мясные консервы. Шагая рядом с Муле, он волей-неволей выслушал историю о побочных заработках, которые [56] Муле имел в бытность свою ночным сторожем универмага, выполняя поручения частной сыскной конторы. Дело в том, что задняя стена магазина смотрела прямо в окна отеля «Континенталь», и просто не верится, как беззаботно иные даже весьма прожженные типы относились к мерам предосторожности по части сексуальных удовольствий, особенно когда последние носили противозаконный характер. Даже судьи, даже лица духовного звания, даже политики. Любовь превращает лучших из людей в недоумков, так что после войны Эрнст Муле твердо решил открыть на свои сбережения собственную сыскную контору и надзирать за нравственностью. Высокая мораль обеспечивает предприимчивому человеку неисчерпаемые деловые возможности, особенно если государство зиждется на порядке.
