К подобным сообщениям я уже успел привыкнуть. Василий Яковлевич обладал способностью встречаться в своих сновидениях со многими людьми, причастными к истории цирка. Так и на этот раз. И все же, слушая нежданного гостя, я не мог отрешиться от некоторой настороженности. Сомнительно, чтобы Василий Яковлевич пришел просто так, без определенной цели, определенной надобности. Уж не хочет ли он выманить у меня портрет клоуна Жакомино?
Этот фотопортрет достался мне случайно, и я чрезвычайно тому обрадовался: когда-то в петербургском цирке Чинизелли соло-клоун Жакомино пользовался особой благосклонностью публики. Не удержавшись, я похвалился своей находкой.
— Вот как? — откликнулся Василий Яковлевич. — Какого года портрет? И что же, имеется автограф? Поздравляю с приобретением!
Больше к разговору о портрете он не возвращался, а вот теперь вдруг нагрянул. Нет, не отдам! Ни за что не отдам! Сам хочу стать коллекционером!
— Да, так вот, — благодушно продолжал Василий Яковлевич. — Увидел я себя во сне за кулисами Олимпийского цирка в Париже. В году предположительно восемьсот шестидесятом. Именно в тот год Леотар покинул Тулузу, где тренировался в гимнастическом зале отца. Стоим мы за кулисами. Конец антракта. Леотару пора на манеж, и он учтиво со мной прощается. Я тоже направляюсь в зал — и что же вижу... Сетка еще не была изобретена. Через весь манеж проложен помост с мягким
матрацным покрытием. Представляете, какая необычная для нашего глаза картина!
Тут-то, все еще подозревая Василия Яковлевича в тайных намерениях, я и решил схитрить, на всякий случай отвести разговор возможно дальше от Жакомино.
— Однажды я тоже видел манеж в необычном виде,— сказал я, доставая из шкафа афишу. — Это было в двадцать пятом году. В те годы цирк был выходным по понедельникам.
Василий Яковлевич мгновенно завладел афишей. Пробежал глазами, и на лице его отразилось разочарование. Действительно, в прямом смысле слова афиша не была цирковой. Она лишь извещала, что в понедельник такого-то числа в помещении Ленинградского цирка состоится лекция об основах радио, а затем будет продемонстрирован широковещательный прием ряда европейских радиостанций.
— Так-так! — протянул Василий Яковлевич. — Разумеется, афиша представляет определенный, так сказать, исторический интерес. В то время радио было еще в новинку. Но при чем же тут цирк? Только и всего, что арендованное помещение!
— Не совсем, — улыбнулся я. И рассказал историю, случившуюся в тот вечер.
