— Она всегда была не так уж проста, — признала Анжелика. — В Ля Рошели она бы страдала от унижения, потому что она — протестантка. Это укрепило в ее характере упрямство и нежелание подчиняться воле взрослых. Но я не считаю себя виноватой, Абигаэль, в том, что ободряла ее и поддерживала ее стремление к свободе и пренебрежение правилами, которые основаны далеко не на любви к жизни и самой элементарной осторожности. Эти правила лицемерны. Но молодая девушка, которая ждет ребенка (хотя здесь и можно говорить о радости любви) — всегда грустное зрелище, всегда трагедия.
Мне жаль, что она расстроила вас, и я заверяю вас, что разделяю и понимаю ваши суждения на эту тему, хотя я и католичка, а вы — протестанты.
— Анжелика, — сказала Абигаэль, кладя ладонь на ее руку, — нас ничего не может разлучить и не разлучит никогда. Вы — моя сестра. И больше того — моя подруга. Вы многим отличаетесь от нас, это правда. Но когда вы приехали в Ля Рошель, то, казалось, в наши дома ворвался солнечный свет или свежий морской воздух в погожий день. Вы напомнили мне библейских ангелов-посланцев, которые возникают, излучая свет и напоминая, что близок день пришествия Господа, поэтому следует проснуться и не сходить с пути благочестия.
Такой вы предстали передо мной, и я приняла вас с сознанием благости, которую должно принести мне ваше присутствие, такое непривычное. Хотя, признаюсь, меня мучала ревность. Я любила Габриэля долгое время, но многое ему позволяла, это правда. Мне известно, что вы наставили его на путь истинный.
— Где он должен был заметить, что вы созданы для того, чтобы идти с ним бок о бок, вы — восхитительная Абигаэль, которую он не замечал, уткнувшись в свои конторские книги.
— Разве Бог осеняет человека своим дыханием только для того, чтобы он посвятил себя посредственной жизни? — сказала Абигаэль.
— Вашему Габриэлю повезло, что он имеет вас, и я возьму на себя труд напомнить ему об этом.
— В определенном смысле он, как и я, понимает, что именно Северина имела в виду, ссылаясь на вас, когда говорила о любви. Я тоже обязана вам тем, что научилась любить крепче, что поняла, что любовь — это дар неба, и что нужно нужно предаваться этому чувству безо всяких колебаний и угрызений совести, — добавила она, слегка покраснев. — Даже сейчас я знаю, что не смогла бы так вразумить Габриэля, как это сделали вы. Но какая разница? То, что могу дать ему я, не может больше никто, я в этом уверена. Он боится, что это может выйти за рамки дозволенного. Действительно существуют эти рамки. Моя покорность не означает сдачу позиций, это просто любовь.
