Боцман и Андрей переглянулись.
— В кубрике! Оглохли?
— Есть, — отозвался боцман. — Не ори.
— Врач идет, — сказал вахтенный.
«Быстро», — опять подумал я.
Пришел капитан медицинской службы, чистенький, как стерильный бинт, с белыми погонами, белыми пуговицами на шинели и с черными усиками. Он оглядел всех большими добрыми глазами, потом сказал Косте точно по-докторски:
— Ну-с, молодой человек…
Костя сделал последнюю попытку:
— Может, на плавбазе отлежусь, товарищ капитан?
Врач не ответил. Он держал Костину руку, прощупывал пульс. Опустил ее.
— Так-с. Вы собрались?
Костя стал надевать бушлат. Андрей хотел помочь — он отстранился, шагнул ко мне и протянул руку:
— Ты уж извини, аккумуляторы я давно не чистил.
И я больше не был один…
Мы смотрели, как по трапу переступают его хромовые ботинки.
…Он только со мной попрощался так — за руку.
На секунду ботинки замерли.
— Боцман, штормовка моя у Кравченко, — сказал сверху Костя. — Придерешься еще.
— А сапоги?
— В рундуке!
Исчез один ботинок, за ним — второй.
Потом ушел врач. Андрей хлопнул крышкой патефона.
— Провожу.
Боцман остался. Открыл рундук, вытащил оттуда сапоги и стал их осматривать.
— Подметки-то менять надо…
Мне тоже захотелось уйти из кубрика. Но куда?
— Цирк… Показали в детстве картинку, и вырос — о ней думает. Кокосы!
Я сел на рундук у левого борта. Сколько можно стоять? Вытер лоб, он был мокрый.
— Ужинал? — спросил вдруг боцман.
— Нет.
— На камбуз иди. Гошин покормит.
«А глаза-то! — думал я, выбираясь из кубрика. — На сапоги ласковее смотрел…»
Кок в белой куртке стоял спиной ко мне и ставил в углубление настенной полки стопку алюминиевых мисок. Слева от него, на плите, грудились два больших обреза, бачки поменьше и чайник. Все белое, надраенное. В другом углу — небольшой стол. Если бы не плита и стол, камбуз был бы в точности как железный шкаф для посуды.
— Меня боцман прислал. Только вот прибыл, — сказал я, глядя в белую спину кока.
Он обернулся. Лицо у него было добродушное, с ямочкой на подбородке. Но, конечно, смотрел свысока — все коки так смотрят.
«Пусть только скажет «салага», — подумал я.
— «Боцман прислал»! — Он отвернулся, пробурчал: — Ясное дело, боцман. Заботливый.
— Только вот прибыл, — повторил я, помолчав.
— Ну, и чего стоишь? Проходи, вон чумичка, миски — сыпь себе каши! Сухой-то паек рубанул небось?
— Давно.
— Да не из этого бачка — рядом! Не видишь? Сыпь, не стесняйся — на корабле.
— А я и не стесняюсь.
— Ну-ка, посторонись, — сказал кок. — Подливку сам отпущу.
