Он задышал прерывисто и склонил голову, разведя руки.
— Ты начнешь исключительно с благими намерениями, — сказал он ровным голосом. — Но ты станешь вызывать меня в подземные залы, где никто не сможет этого увидеть, и наши встречи, когда-то открытые и праздничные, станут краткими урывками, окруженными виной вместо драгоценных камней. Скоро ты станешь вызывать меня все реже и реже, стыдясь того, что твое сердце управляет твоей головой и чувством долга. — Он вздохнул, его голос стал слабее. — Позволь мне уйти. Я не вынесу зрелища, как наша связь распадается по крупицам. Дай моему сердцу чистую смерть.
Шорох гравия, перекатывающегося под ее туфлями, ударил его, будто молния, и он сжал зубы, чтобы скрыть свое нетерпение. Одного крошечного камешка, нечаянно отлетевшего, было бы достаточно.
— Я не хочу этого делать, — запротестовала она, вставая перед его лицом, серая тень на фоне темных зарослей.
Отказываясь встречаться с ней глазами — демон знал, что это причинит ей боль, — он любовался луной и несколькими одинокими бабочками, бросавшими вызов темноте, чтобы найти свою самку. Когда музыка в замке растаяла в вежливых аплодисментах, застрекотали сверчки.
— Выходи за него, если ты этого хочешь, — стоически проговорил он. — Я всегда буду являться на твой вызов, но я буду всего лишь сломанной тенью. Ты можешь распоряжаться моим телом, но не можешь приказывать моему сердцу, — теперь он смотрел на нее и видел, что она прижимает к своей груди золотую карту, скрывая изображение. — Ты любишь его? — Спросил он прямо, уже прочитав ответ по безумному выражению ее лица.
Она ничего не ответила, лишь свет факела засиял в ее слезах.
— Он заставляет твое сердце биться быстрее? — Требовательно спросил Алгалиарепт, и по его телу пробежала дрожь, когда она прикрыла глаза от боли. — Он может заставить тебя смеяться? Подавал ли он тебе новые мысли, как это делал я? Я никогда не прикасался к тебе, но я видел, что ты дрожишь от вожделения… ко мне.
Носком обуви он слегка коснулся круга, и отдернул ногу при протяжном звоне силы. Хотя лицо Кери выражало мучение, круг оставался сильным, даже когда ее грудь вздымалась, а рука вцепилась в платье, сминая прекрасно отглаженную ткань.
— Не рань меня так, Алгалиарепт, — прошептала она. — Я всего лишь хотела попрощаться.
— Это ты отталкиваешь меня, — заявил он с нажимом. Раньше он всегда был скромен. — Я вечно буду молод, и теперь ты заставишь меня наблюдать, как ты стареешь, смотреть, как твоя красота исчезает и твое искусство тускнеет, поскольку ты сковала себя узами лишенного любви брака и холодной кровати.
