Дверь открылась и тихо закрылась, и, как всегда, она напряглась, боясь открыть глаза. Ее преследователь мог явиться и сюда. Энни не могла подобрать другого слова для человека, внушавшего мистический ужас каждой клеточке ее существа. Беспомощная, она ждала, что ей причинят боль, и, когда этого не произошло, заставила себя открыть глаза, все еще чего-то опасаясь. Джизус стоял около кровати, и чувство облегчения заполнило ее всю, разметая страшные раздумья.
– Я думал, вы спите.
Слова доктора Фогрела снова возникли у нее в памяти. Они были так же ужасны, как и образ ее преследователя. Слезы наполнили ее глаза, и она опять закрыла их.
– Уходите.
Она услышала звук пододвигаемого к кровати стула и отвернулась, желая, чтобы Бертон оставил ее одну.
– Уходите, – повторила она.
Джизус смотрел на нее, пытаясь понять, что заставляет Энни так страдать.
– Что вас так расстроило?
– Правда.
Джис не спешил отвечать.
– Правда, которую вы не позаботились мне открыть.
– А что это за правда? Вы с кем-то разговаривали?
Энни не пошевелилась. Только слезы, покатившиеся по щекам, показали ему, что она слышит его.
– С сиделкой?
Энни не ответила, и только глубокий вздох дал понять Джису, что он на правильном пути.
– Итак, доктор Фогрел приходил сюда повидать вас.
– Почему вы не сказали мне, что я была…… проституткой? – От усилия, с которым она произнесла последнее слово, ее голос дрогнул. – Почему вы не сказали мне, что кто-то пытался убить меня? О боже, лучше бы ему это удалось!
В какой-то момент Бертону захотелось схватить ее и встряхнуть. Его переполняла ярость. Зачем доктор Фогрел рассказал то, к чему она была еще совсем не готова? Но он злился и на нее тоже. Она стала сдаваться.
– Каждая жизнь бесценна, – наконец произнес он.
– Ну да. Теперь, по крайней мере, понятен ваш интерес ко мне. Кто же, как не заблудшая душа, нуждается в том, чтобы ее наставили на путь истинный.
Ее слова больно ранили Джизуса. Но он врач и ответил так, как должен был ответить:
– Что вы сделаете со своей жизнью, решать вам. Я здесь только для того, чтобы помочь вам вернуться к ней.
– Простите, – сказала Энни, всхлипнув.
– Вам не за что извиняться.
– Безусловно есть. – Она старалась преодолеть страдание. – Безусловно есть много такого, о чем я должна сожалеть.
Для Бертона было совершенно очевидно, что беседа с ней доктора Фогрела ничуть не приоткрыла завесу ее памяти. Энни все так же блуждала в потемках, пытаясь собрать воедино обрывки известной ей информации. Она не помнила своего прошлого.
