Как с дивной розой зимнею нарцисс.
Иль то слились Юпитер и Луна?
Иль то огнем охвачена сосна?
От их любви раскрылись вдруг тюльпаны,
Повеял амброй мир благоуханный,
И толпы звезд сквозь тучи пробивались -
Утехами влюбленных любовались.
Жемчужный дождь природе стал не нужен, -
Ее смутила прелесть двух жемчужин.
О, что самозабвенней соучастья
Души и плоти, ласк и сладострастья!
То на руке Рамина спит подружка,
То для него ее рука - подушка.
Вино смешалось, скажешь, с молоком,
Атлас, воскликнешь, к бархату влеком!
Они сплелись, перевились, как змеи.
О, что сплетенья этого милее!
Уста в уста, лежат, забыв тоску,
Меж ними места нет и волоску!
Всю ночь они делились тайной сладкой,
И ласка следовала за разгадкой.
Как много в поцелуях было меда,
Как восхищалась ими вся природа!
...Проснулся шах, что был сражен вином,
Но с луноликой не был он вдвоем.
Он руку протянул, - обрел старик
Не тополь свежий, а сухой тростник!
Сравнить ли со стрелою лук кривой,
Красавицу - со старою вдовой?
Где шип, где шелк, - рука понять сумела,
Где старое, где молодое тело!
Свиреп, как тигр, вскочил властитель с ложа.
Душа вскипела, с грозной тучей схожа.
Спросил, старуху за руку схватив:
"Откуда взялся ты, отвратный див?
На ведьме я женат, - хотел бы знать я?
Кем брошен сатана в мои объятья?"
Он домочадцев долго звал, крича:
"Мне надобны светильник иль свеча!"
Он долго спрашивал старуху: "Кто ты?
Что ты за вещь, ответствуй, чьей работы?"
Но мамка не ответила владыке,
И слуг не разбудили эти крики.
Любимая спала, не спал Рамин,
И вопли шаха слышал он один.
То губы целовал ее, то слезы
На две ланиты он ронял, на розы.
Боялся он, что утро вспыхнет вскоре:
Настанет день, - к нему вернется горе.
Тогда запел он песню о разлуке,
Излил печали жалобные звуки:
"О ночь! Ты ночь для всех, а для меня
Была светлей безоблачного дня!
Когда же день придет, для всех сияя,
Наступит для меня пора ночная.
О сердце, знай: заря взойдет, светла, -
Тебя разлуки поразит стрела!
Зачем же вслед за радостью свиданья
Разлука к нам спешит без опозданья!
О мир, ты зло творишь, ожесточась:
Даешь блаженство, чтоб отнять тотчас!
Чуть-чуть нальешь вина, сладка отрада, -
Подносишь тут же кубок, полный яда!
О первый день любви моей злосчастной,
Когда испил я муки сладострастной!
С тех пор несусь я в море, как ладья,
И жаждет гибели душа моя.
Плыву в объятьях волн, а мощь объятий
Сильней, чем страсть к деньгам, любовь к дитяти!
Как боль тяжка! Она стократ больней,
