Девушка не отводила взгляд от маркизы, пока та ее рассматривала, и это обстоятельство поразило Жюльетт. Маркиза привыкла к смирению, страху и надежде в глазах, но даже если эта девушка и испытывала нечто подобное, она мастерски умела скрывать свои чувства.
Маркиза отпустила ее подбородок.
— Ступай в комнату, жди меня там. И вымой лицо.
Мари подобрала юбки и сделала, что было приказано. Она не знала, плохой это знак или хороший. В комнате стояли таз для умывания и кувшин с водой. Франсуаза даже положила рядом кусок дорогого мыла.
Вымыв лицо, Мари пригладила волосы. Заплетенные с утра косы уже растрепались. Конечно, неплохо было бы привести прическу в порядок, но у нее не было ни гребня, ни времени, чтобы это сделать. К тому же в комнату уже вошла маркиза и закрыла за собой дверь.
— Как тебя зовут? — спросила она, стягивая перчатки.
— Мари. Мари Кальер.
Девушка надеялась, что ее голос звучит достаточно уверенно.
— Что ж, Мари, сколько тебе лет?
— Восемнадцать.
Маркиза кивнула.
— Хорошо. Раздевайся.
В первый момент девушке показалось, что она ослышалась, но когда важная дама выжидательно взглянула на нее, Мари начала расстегивать пуговицы на платье, а потом сняла деревянные сабо.
— И рубашку, и нижнюю юбку тоже, — сказала маркиза.
Мари попыталась унять дрожь в пальцах, когда, повиновавшись, распускала завязку нижней юбки. Девушка опустила голову, руки ее безвольно свисали вдоль обнаженного тела.
Маркиза молча обошла ее, впрочем, не касаясь. Мари чувствовала, что от стыда у нее горит лицо. Но девушка все же продолжала надеяться.
— Распусти волосы.
Она послушно вскинула руки и выдернула шпильки, удерживавшие прическу. Растопырив пальцы, девушка провела по тугим косам, и волосы рассыпались по плечам и груди.
Маркиза наблюдала за ее движениями, опираясь на стойку кровати. Она пыталась подавить возбуждение и скрестила руки, чтобы не поддаться искушению коснуться высокой груди с торчащими розовыми сосками. Тело у Мари было безупречным. Под шелковистой кожей скрывались крепкие мышцы, гибкие от работы в полях. И главное — никакого жира, как у большинства благородных девиц.
Девушка двигалась с природной грацией, какой не смог бы научить ни один учитель. А лицо, отмытое от грязи и пыли, вызывало, в памяти картины Питера Пауля Рубенса. Губы сердечком, с полной нижней губой над округлым подбородком. Нос маленький и изящный, глаза большие и почти неестественно ярко-зеленые. Взгляд не пустой и не простодушный. Девушка явно была неглупа. Это могло стать достоинством, хотя и большим недостатком тоже.
