— Тут я верю тебе, Анри. Тебе не скрыть своего отношения к нему ни перьями, ни париками. По крайней мере, от меня.
Герцог провел ладонью по своим коротко остриженным волосам:
— Благодарю за доверие. Хотя мое геройство не простирается до такой степени, чтобы вызвать на дуэль человека, неважно, слабоумный он или нет. Мне, скорее, ближе гибель и результате несчастного случая.
Он взял чашку и настолько преувеличенно жеманно отпел в сторону мизинец, что Тристан рассмеялся:
— Так и вижу, как ты ночью роешь заступом яму и заполняешь ее навозной жижей, помахивая своим надушенным платком.
Анри с достоинством поставил чашку на стол:
— Это не забавнее, чем твоя привычка жевать фиалковые пастилки. Настоящий мужчина жует табак.
— В таком случае, мне больше по душе, чтобы меня считали твоим любовником, чем плеваться во все стороны отвратительной зеленоватой жвачкой из травы. Не все, что доставляют из колоний, достойно нашего внимания.
— Весьма возможно. Но вернемся к нашей теме. Знаешь ли ты о том, что ребенок Жислен станет, и моим наследником? Разве это тебя не побуждает, по крайней мере, поработать в этом направлении?
Тристан взял коробочку с тертым шоколадом и отсыпал немного себе в чашку и плеснул в неё теплого молока:
— Жислен пьет какой-то таинственный настой. Она не хочет детей, боится, что Плесси-Ферток убьет родившееся дитя. А точнее, просто задушит его от любви!
— Этот кретин нарушает буквально все мои планы! — в ярости воскликнул Анри. — Когда б Господь сжалился над нами, его поразила бы молния.
— Но пока этого не случилось, тебе лучше позаботиться о другом наследнике для твоих латифундий[10]. Если ты выберешь себе в жены дочь одного из тех семейств, которые отказали мне, непременно желая видеть зятем герцога, то мы можем пойти к алтарю одновременно.
Анри побледнел:
— Я ни разу в жизни не был в постели с женщиной, и, пока я в здравом рассудке, ничего подобного не случится! — решительно заявил он, а потом спросил: — Значит, ты все-таки женишься на мадемуазель Кальер?
Тристан вздохнул:
— Не знаю. Но после того как ты столь резко раскритиковал мои романтические представления, я, по крайней мере, подумаю над этим.
Шевалье сделал это, несмотря на то, что презирал саму мысль о такой возможности. Хотя непреодолимое желание убить Мари Кальер, которое он испытал сразу после произошедшего у мадам Дессан, немного остыло, оно тем не менее еще долго его не покидало. Его, который похвалялся своими весьма смелыми взглядами касательно того, что касалось любовных утех, так унизила шлюха! Она нащупала его больное место и безжалостно нанесла удар. Если бы речь не шла о нем лично, изобретательность и беспринципность, с которыми Мари заманила его в ловушку, вызвали бы у де Рассака известное восхищение.
