местом свидания. Почему же он ничего не говорил об этом? Почему так долго молчал? Если бы она не настояла на разговоре, то никогда не узнала бы об этом. Девушка лихорадочно соображала, как вывернуться из этой ситуации.
— Женщинам, подобным вам, я плачу за верность. Или, по меньшей мере, за иллюзию верности. Наглую измену та кого рода я не смогу ни забыть, ни простить.
Мари разразилась слезами.
— Я не предавала вас, сир. Меня использовали. Против моей воли. Он… — девушка вытянула дрожащую руку и указала пальцем на де Рассака, — у меня были завязаны глаза, я даже не знала, что это не вы. Я ни о чем не подозревала… — всхлипывала несчастная, — …пока не нашла эту отвратительную фиалковую пастилку. Больше всего мне тогда хотелось умереть. Я чувствовала себя словно вымазанной в грязи. Если уж кто и заслуживает наказания, то это адское отродье, которое обмануло меня, пользуясь моим неведением.
Она вскочила, обошла секретер и бросилась на колени перед королем прежде, чем он смог что-либо возразить.
— Сир, я самая верная ваша подданная, которую вы только могли пожелать. Я люблю вас, вы это знаете. Мое сердце принадлежит только вам, и моя жизнь тоже. Умоляю вас, в своей безграничной доброте дайте мне возможность доказать это. Вы убедитесь, что я ценила ваше доверие.
Слезы по-прежнему катились по щекам девушки, нижняя губа дрожала. Несмотря на это, она не опустила глаз под взглядом короля.
— Можете встать и вернуться на свое место, мадемуазель Кальер. Решение мною уже принято. А что касается шевалье и его роли в этом жалком фарсе…
Прежде чем сесть на стул, Мари бросила на де Рассака полный ненависти взгляд.
— …то я спрашиваю себя, как этот человек имел наглость после всего, что случилось, подавать прошение на освобождение от налогов на десять лет и на отсрочку платежа в десять тысяч ливров. Мои предшественники вздернули бы вас на ближайшем дереве, шевалье де Рассак.
— Одно никак не связано с другим, сир, — небрежно возразил он. — Эта девка сама во всем виновата. Если бы не я, то был бы кто-нибудь другой. Я оказался там случайно.
Мари захлопала влажными ресницами:
— Теперь вы видите, сир, что меня оклеветали! И кто? Человек, который не может разобраться в том, предпочитает общество мужчин или женщин!
— Судя по тому, что я видел, он очень даже хорошо определился с этим, — сухо заметил король. — Я хочу положить конец этому отвратительному делу. — Прежде чем продолжить, Людовик перевел взгляд с Мари на де Рассака. — Я прощаю вам долги, месье де Рассак, и передаю оставшиеся пять тысяч ливров, но при одном условии. В течение трех дней вы покинете Версаль, чтобы никогда больше не возвращаться сюда, и возьмете с собой мадемуазель Кальер в качестве своей жены.
