Ханц посмотрел на нее удивленно, но ничего не сказав, впился зубами в мякиш. Марта, отойдя от огня, прислонившись к дереву, опустилась на землю. Глаза слипались. И даже здесь на земле, ей казалось, что она чувствует размеренный конский шаг.
Уплывал мир, отступали болота. И снились солнечные дни. Полные прозрачной водой ручьи. Мягкость перин, тепло очага, надежность стен.
Как хорошо поздней осенью быть под их защитой. Как хорошо в хозяйственной суете проводить дни. Как спокойно обращаться к Богу на исходе каждого дня, благодаря за хлеб насущный.
Никогда до того она не понимала странников и нищих, бродящих от дома к дому, выпрашивающих кусок хлеба. И немыслимым казалось, что ее теплый уютный мирок может оказаться так далеко от нее. Что и ее потянет куда-то ветер странствий.
Что впереди, она не знала, впрочем, и не желала знать. Мечталось лишь подальше уехать от этих мест. На золото и серебро, упрятанное в седельной сумке вновь купить себе покой и уют. Что до дома, до его крепких надежных стен, об этом надобно позабыть. Ну да ничего…
Лишь вы выбраться.
— Ну что ты, что ты, — донесся сквозь дремоту голос Ханца, успокаивающий всхрапывающую лошадь. — Что ты, дурочка. Али волков почуяла? Да откель им здесь быть?
Улыбнувшись сквозь сон этому знакомому голосу, Марта слегка заворочалась и окончательно проснулась, почувствовав, как больненько впился в бок один из камушков в потайном поясе.
— Ханц, — позвала она. — Да ты привяжи Красотку, что б никуда не убрела и Господь с ней. Наверное, тоже что-нибудь снится…
— Да нет. Наверное что-то почуяла, — долетел голос стражника. — я сейчас веток в костерок подкину.
— Ну, как знаешь, — отозвалась девушка, коснувшись неприметного пояса сквозь промокшую ткань платья.
В поясе, свернутом из полотенца, были спрятаны самые дорогие из ее украшений — крест, украшенный кроваво — алыми рубинами, доставшийся от матери, длинная нить крупного, слегка золотистого жемчуга, серьги, которые преподнес ей на свадьбу муж… Эти серьги в форме висевших на тонких цепочках полумесяцев, были сплошь усыпаны бриллиантами и изумрудами, топазами и шпинелью, связанными в причудливый сарацинский узор. На кончиках золотых цепочек спадавших вниз от полумесяцев тоже дрожали искорки драгоценных камней. Марта никогда не надевала их, но втайне любила любоваться игрой света на острых гранях. А еще там лежала пара колец. Одно старинное, которое досталось ее прабабке от своей прабабки. И другое, почти под стать серьгам, где крупный, прозрачный, слегка желтоватый камень окружали изумруды и золотистые топазы.
