— Я должна вернуться на свое место. Маргарет будет волноваться, куда я подевалась.
Была ли Маргарет той самой ее подружкой? У меня не хватило смелости спросить. Ридж взглянула на полку над моей головой, отметила отсутствие багажа и проговорила:
— Вы всего на день.
Я хотел поскорее от нее избавиться и сказал:
— Я еду в тюрьму.
Она заметила:
— Где вам и место.
И вышла.
В Хьюстоне я прошелся по платформе, надеясь хоть мельком увидеть ее, вернее, если честно, Маргарет, но они от меня улизнули. Я сел в автобус и направился прямиком на О'Коннер-стрит.
Ну и дыра.
Господи, что бы мы ни творили в Голуэе, это все лучше, чем здесь. Когда-то приличная улица стала дешевой, грязной и унылой.
Когда я направился к «Роял Дублин», пожилой человек остановил меня и прошептал:
— Вы не знаете, где находится секс-шоп Энн Саммерс?
— Что?… Вы шутите? — ответил я. — Откуда, черт возьми, мне знать?
Про себя подумал: спокойнее, держи себя в руках.
В гостинице было впечатляющие фойе и любезный дежурный, который спросил:
— Для сэра забронирован номер?
Я утвердительно кивнул.
Далее:
— Сэр желает номер для курящих или для некурящих?
Попробуй сам догадаться, будь ты неладен.
Мое посещение тюрьмы было назначено на три часа, поэтому я взял такси.
— Маунтджой, пожалуйста.
Водитель посмотрел на меня, но от комментариев воздержался. Молчаливых таксистов не существует, поэтому по прошествии нескольких минут он поинтересовался:
— Это акцент Голуэя?
— Да.
Я сказал это грубым тоном, чтобы предотвратить дальнейшие расспросы. Но не сработало.
— Далековато вам до Джоя, верно?
Таксист принял мое ворчание за интерес и спросил:
— Вы видели матч в воскресенье?
Я не видел, но это не имело никакого значения. Я даже не знал, какой матч он имел в виду, и, безусловно, не собирался спрашивать. В Ирландии матчи проводятся постоянно, и, самое главное, всегда находится один, достойный обсуждения. Я разочаровал таксиста. Наконец машина остановилась, и он сообщил:
— Вот она, второй дом для сливок общества.
Я выбрался наружу, и водитель такси спросил:
— Подождать?
— Нет, я могу задержаться.
— Все так говорят.
Он рванул прочь, сжигая резину. Вне сомнения, звук был горькой музыкой для угонщиков машин за толстыми стенами. Я некоторое время смотрел на тюрьму, закурил. Моя дневная норма табака пошла ко всем чертям. Глядя на тюрьму, я почувствовал, как мурашки пробежали по спине. Сам вид узилища унижал. Не было никаких шансов, что вы примите Маунтджой за что-то другое, а не за место лишения и наказания. И попасть туда было сложно. Проверка за проверкой, на что ушла уйма времени. Моя бывшая карьера полицейского не дала мне никаких преимуществ. Наконец я встал в хвост длинной очереди, в основном состоящей из женщин и детей. Похоже, они знали друг друга и шутливо переговаривались. Признаком новой Ирландии служили две чернокожие женщины. Сидя в стороне, они, казалось, были лишены всяких эмоций — все скрывала усталость.
