Внезапно все исчезло.
«Значит, все-таки развалины?»
Ди оглянулся. Лина стояла у двери. Охотник прищурился.
На лице девушки отражались странные чувства — не то чтобы страх, не то чтобы злость.
— Что-то не так? — спросил он, подойдя ближе.
Лина тряхнула головой:
— Ничего… правда. Ты так быстро ушел… Я просто немного испугалась, вот и все.
Ди помолчал, потом кивнул:
— Тебе надо отдохнуть.
— Наверное, ты прав.
Не теряя времени Лина вернулась в лачугу и забралась в спальный мешок. Внутри было очень тепло благодаря термальным датчикам, фиксирующим температуру воздуха и одновременно температуру тела и поддерживающим оптимальный уровень подогрева.
Ди тем временем покинул мельницу.
«Спорю, он уснет в темноте под пение ветра, прижав ухо к земле, — подумала Лина. — Или ему трудно спать по ночам? Каково это вообще — быть дамииром?»
За сомкнутыми веками девушки проплыла пепельно-серая фигура со словами: «Вспомни, что произошло десять лет назад».
Лина качнула головой.
В голове ее шелестел еще один голос:
Я избавлюсь от всех.
Она тоже слышала речь «присутствия».
Все вокруг было омыто алым.
Этот цвет порожден голодом и жаждой. Они вопят, взывая к воле.
Воля пытается сопротивляться. Она уже вобрала в себя многое — любовь, надежду, доброту, мечты, горе и, наконец, ярость. Воля человека развивается на протяжении всей его жизни — некоторые даже считают, что именно воля определяет личность. И каждый раз на стенания потребностей тела воля отвечает «нет».
Но время идет.
Алые сполохи окружают волю, усердно обтирая крутые стены здравого смысла лаской инстинкта. И стены постепенно осыпаются.
Голод и жажда тотчас же пожирают упавшие куски. Воля ныряет в сладость непротивления. И все же ядро воли пока держится.
Раздуваясь от злости, алое кидается вперед, желая проглотить волю целиком.
Начинается страшная битва.
Я таю. Растворяюсь. Перевариваюсь. Меняюсь. Становлюсь…
Когда Лина открыла глаза, Ди как раз собирался выйти из хижины. В окна и щели в стенах просачивался мутно-голубой свет. Скоро взойдет солнце.
— Ты уже уезжаешь? — спросила девушка, протирая глаза.
Ди остановился и повернулся:
— Еще рано. Спи. А когда встанешь снова, отправляйся домой.
— Вот еще! Уясни себе наконец, я отсюда никуда!
С этими словами Лина выползла из спального мешка.
— Тебе не холодно?
Только после замечания Ди Лина сообразила, что на ней нет ничего, кроме легкой кофтенки.
Но если уж на то пошло, хотя ветер и был весьма прохладным, озноба она не чувствовала.
