— Первой женщиной, вступившей в колхоз после Октябрьской революции, была здесь Анастасия Григорьевна Удоменко, правнучка поэта, — торжественно продолжал старик.
Кто-то из солдат вдруг шутливо спросил:
— А ты, папаша, случайно, не родственник Тараса Григорьевича? Уж больно ты на него смахиваешь!
Раздался дружный хохот. Как выяснилось, старик действительно был одним из внуков брата поэта.
— Ах, пожалуйста, подождите еще немножко! — попросил старик, заметив, что некоторые из солдат уже направились к выходу. Он куда-то исчез и вскоре появился с невзрачной черной тетрадью в руках. Раскрыв тетрадь, он протянул ее стоявшему рядом с ним лейтенанту. Это была «Книга отзывов».
Приглушенным голосом лейтенант прочел последний отзыв:
— «Мы еще вернемся, Тарас Григорьевич! Капитан Борисенко, август 1941 года».
Воцарилось недолгое молчание.
Лейтенант взял карандаш и записал в тетрадь:
«Мы уже вернулись! Лейтенант Жданов, февраль 1944 года».
Дрожащими руками старик наклонил к себе голову лейтенанта и расцеловал его в обе щеки.
У Ахвледиани на глазах выступили слезы.
* * *
К счастью, плечо водителя было только слегка поцарапано. Он отказался от предложения немцев доставить его на перевязочный пункт.
— Я дойду сам, — сказал он. — Ждите меня здесь. — Он отвел их в какой-то дом, попросив солдат, которые там сидели и лежали, освободить местечко для «немецких товарищей».
— Антифашисты они! — заявил он им грозным тоном. — Понятно? Ребята что надо! — Для подтверждения своих слов он выставил вверх большой палец. — Наш майор скоро сам придет за ними. Ясно?
Тельген дотронулся до плеча шофера, на котором проступило темное пятно крови, давая понять, что необходимо немедленно сделать перевязку. Потом он огляделся вокруг. Солдаты ели, курили, но большинство спали или просто дремали. Никому не было дело до «ребят что надо». Позади был тяжелый боевой день.
Тельген решил использовать возможность и поговорить с лейтенантом.
— А как вы, собственно говоря, попали в Союз немецких офицеров? — спросил он напрямик.
Хахт понимал, что в новой обстановке ему не остается ничего другого, как завоевать доверие. Его самолюбие не позволяло, чтобы к нему относились пренебрежительно.
И он рассказал, как ему жилось после того, как он попал в плен, как лечился в госпитале, а затем находился в лагери для выздоравливающих, где ему помогли обрести новую надежду на жизнь.
— До того времени, откровенно говоря, я испытывал страх перед будущим. Да и кто после Сталинграда вообще верил во что-то? Как оно будет выглядеть, это будущее, что в нем исчезнет и что появится — все это я постепенно начал себе представлять, лишь находясь в лагере для военнопленных офицеров, в общих чертах, во всяком случае.
