Ультиматум - Гюнтер Штайн

Унтер-офицер Руперт Руст сидел на стуле, согнув спину и наклонив голову. Он смотрел не на Раису, темноволосую переводчицу из городской военной комендатуры, а на мужчину, сидевшего сбоку, через три-четыре ряда от него, который то и дело поглядывал в сторону коридора.

Руст был готов ко всему: к тому, что дома на его глазах разваливаются, как песочные куличи, летят под откос вагоны; к тому, что две недели он получает на паек только перловку и сухари, а потом две недели одну конину; к тому, что невидимый нож войны одновременно срезает верхушку дерева и головы людей; что грузовик вдруг с грохотом превращается в столб огня; что рука товарища, который только что давал ему сигарету, оторвана и взлетает на воздух… В этот ужасно холодный день 1 февраля 1944 года он мог ожидать всего. Всего, но только не этой встречи.

Люди сидели, подняв воротники шинелей и глубоко засунув руки в карманы. Они смотрели на экран. В этом нетопленом кинозале они мерзли так же, как на обледенелых временных позициях, с которых пришли. Уснуть им не давал только холод.

Фильм больше не обещал им встречи с мечтой о родине и об отпуске. По пыльной жаре, по размокшим от дождей дорогам, по морозу, который пронимал до костей, тащилась они сквозь войну, пока не пришли сюда и не оказались в этой солдатской казарме в украинском городе Корсунь-Шевченковский, где и растеряли звезды своих надежд, как теряют гвозди из подметок сапог. Похороненные рядом, лежали они, бывшие когда-то друзьями или врагами, немцами или русскими, итальянцами или грузинами. Живые, сами под угрозой уничтожения, своими руками готовили они тысячи смертей: в утреннем тумане на реке в Пикардии, в вечерних сумерках на опушке леса на Балканах, в полуденном зное среди украинских степей или на улице, так похожей на ту, которая дома, на родине. Не три, а уже трижды три года были вырваны из их жизни, а из этого зала они пойдут еще дальше: в утренний туман, на реку, в вечерние сумерки, на улицу, так похожую на ту, которая дома, на родине.

Руперт Руст так пристально смотрел на мужчину, что забыл о темноволосой Раисе. Забыл он и об экране, на котором появлялись то деревня с высокими липами, то луг у косогора, то какая-то девушка с блестящими глазами и голыми икрами. Девушка прижималась к солдату, вернувшемуся с фронта, проводила рукой по его новому приталенному френчу с Железным крестом на груди. Солдат горько улыбался и молчал. Музыка заиграла тише. Пока девушка рассказывала солдату о своей жизни и своей тоске, тихо пела виолончель.