К Гилле с рапортом подбежал грузный офицер. Почти не раскрывая своего широкого рта, Гилле выразил недовольство по поводу пения. Офицер отдал распоряжение, и солдаты ударами прикладов отделили матерей от детей, женщин — от мужчин. Дети громко закричали и заплакали. Одна из женщин — Фехнер с ужасом заметил, что она беременна, — упала. Двое мужчин подняли ее. Тут Фехнер понял всю чудовищность сцены, свидетелем которой он стал по приказу Гилле.
Расстрел местных жителей не был для него в новинку. Он и сам однажды командовал карательной командой, когда к стенке были поставлены четыре человека за торговлю собственностью вермахта; во Франции ему также пришлось привести в исполнение смертный приговор над одним дезертиром. Но при расстреле женщин и детей ему приходилось присутствовать впервые. Страх пронзил его сердце. Раиса!
Из деревни доносилась музыка.
Вот солдат ударил прикладом беременную, она пошатнулась. Пятеро осужденных стояли на краю оврага. Офицер подал команду…
Как только над оврагом прогремел первый залп, Фехнер невольно закрыл глаза. Он почувствовал себя на грани обморока, когда даже собственное дыхание вызывает отвращение. В мозгу его шевельнулось воспоминание. Это было воспоминание о самом ужасном дне его детства…
Утром отец посадил его перед собой в седло на их серую, в яблоках, кобылу, и они начти два часа разъезжали по полям. Вернувшись домой, маленький Фехнер радостно бросился на кухню, чтобы рассказать матери о своих впечатлениях, но на пороге застыл, словно пораженный громом. Мать стояла у кухонного стола с ножом в руках, а перед ней лежал голубь. Окровавленный и мертвый, его любимый голубь! Каждый день, и в это утро тоже, он кормил его, разговаривал с ним, ласкал его. Иногда даже, готовя уроки, мальчик вскакивал из-за стола и бежал к нему. И теперь мать зарезала птицу. О том, что произошло потом, ему рассказала Анна, их старая служанка: с плачем он схватил полено и ударил им свою мать…
Огонь потрескивал, музыка, доносившаяся из громкоговорителя, усиливалась. На край оврага вышла вторая группа, затем на ее месте оказалась третья, четвертая… Дым становился плотнее, казалось, он затягивал в свой коловорот все — и страх, и возмущение, и ненависть, в том числе и воспоминание обер-лейтенанта Фехнера о маленьком мальчике, который отомстил за убийство беззащитного существа.
Потом вывели последнюю группу, среди них двух женщин: одну с ребенком, а другую беременную.
