Долго ли, коротко ли, но добрались мы до места. Дед Радим нас у калитки поджидал. С бабкой поздоровался, а нам едва головой в сторону двери кивнул. Заходите, мол, раз пришли. Изба дедова снаружи больше на лесную землянку походила. Сама низенькая, окна маленькие, односкатная крыша сверху дёрном обложена.
– А чего ж ты хотел, милок? – возник прямо в моей голове насмешливый голос. – Радим-то наш из лешаков будет. Али не знал?
Я растерянно оглянулся. В избу мы уже вошли, и я надеялся, что мыслей чужих, посторонних, больше слышать не буду.
– Да я это, Емелюшка, я! – улыбнулась мне бабка. – Мысленно с тобой говорю, как обещала.
– А меня ты слышишь, бабушка? – без слов спросил я.
– А чего ж не слышать! Чай, не за семь вёрст друг от дружки находимся.
– Да ладно вам о пустяках говорить! – вмешался так же беззвучно Севка. – Расскажи-ка лучше про деда. Как это – из лешаков?
– А так это! – передразнила старушка. Хотя, может быть, не такая уж и старушка. Мысленный голос у бабки Милонеги был молодой, задорный, звонкий. Чуть ли не девичий. – Лет пятнадцать назад, а то и боле, пришёл Радим в Старгород из Древнего бора. Не своей волей пришёл – его собратья-лешаки к князю по какому-то важному делу послали. Только поручения этого дед выполнить не сумел, а назад возвращаться остерёгся. У них, лешаков с ослушниками скоро разбираются. Выгонят из общины или отправят на болото поляны клюквенные от кикимор охранять. И придётся тогда целыми днями по кочкам скакать, нарушительниц вылавливать, а потом ещё и жалобы кикимор тех на жизнь их горемычную выслушивать. Тут через неделю с тоски волком завоешь.
Я понимающе улыбнулся. Кикиморы и у нас в Беловодье встречались. Безобидные, в общем-то, старушки, только чересчур крикливые и напористые. Они мгновенно появлялись на любых бесхозных, обычно – заболоченных, землях. Участки себе огораживали, из чего попало хижины строили и принимались огурцы выращивать.
Некоторые, правда, пытались и репу и брюкву сеять, и укроп с петрушкой, и даже заморские картопли с томатами. Но в основном огурцами занимались. Вырастали они водянистыми, безвкусными, сморщенными, как сами кикиморы. Зато и продавали их за бесценок. Не на торжище. Туда кикимор стража не пускала. Потому как получить с них пошлину за торговлю ещё никому не удавалось.
Но хитрые бабки и здесь выход находили. Устраивались вдоль больших дорог и всем прохожим и проезжим свой товар сбыть старались. А отвязаться от них было ничуть не легче, чем от мытаря княжеского. И многие покупки делали лишь для того, чтобы унять бесконечный поток причитаний и уговоров.
