Впрочем, в серой лошади еще не было бы ничего примечательного-тем более если хочется поскорее выпить парного молока, – не отличайся она от всех остальных» лошадей ее статей и масти по крайней мере тем, что была она какая-то странная-не верховая и не охотничья, она как-то необычно ставила ноги, хотя порода и сказывалась в круто выгнутой шее, небольшой голове и широких ноздрях. К тому же-и это занимало Рингвуда куда больше, чем ее порода и родословная, – серая лошадь несла в седле девушку, краше которой – это уже совершенно очевидно – не было на всем свете.
Рингвуд посмотрел на нее, а она, медленно приближаясь в сумерках, подняла глаза и посмотрела наг Рингвуда. И в тот же миг Рингвуд забыл о маленькой пастушке. Да что там пастушка, он забыл обо всем на свете.
Лошадь подошла еще ближе, а девушка и Рингвуд не сводили друг с друга глаз. То было не любопытство, то была любовь-с первого взгляда и до гробовой доски.
В следующий миг лошадь поравнялась с ним и, немного ускорив шаг, прошла мимо. Но Рингвуд не мог заставить себя побежать за ней, крикнуть; он был так потрясен, что стоял словно вкопаяный и только смотрел ей вслед.
Он видел, как лошадь и всадница медленно растворяются в зимних сумерках. Он успел заметить, что немного поодаль девушка свернула с дороги возле сломанных ворот. Въезжая в ворота, она обернулась и свистнула, и тут только Рингвуд обратил внимание на то, что рядом с ним стоит ее собака и обнюхивает его. Сначала ему показалось, что это некрупный волкодав, но потом он рассмотрел, что это всего лишь высокая поджарая косматая борзая. Собака, поджав хвост и прихрамывая, затрусила к своей хозяйке, и он вдруг понял, что бедное животное не так давно жестоко избили: на ребрах под редкой шерстью видны были шрамы.
Собака, впрочем, его занимала мало. Справившись с охватившим его волнением, Рингвуд поспешил к воротам. Когда он поравнялся с ними, всадница уже скрылась из вида, но он узнал заброшенную аллею, ведущую к старой башне на склоне холма.
Решив, что на сегодня с него хватит, Рингвуд пустился в обратный путь. Бейтс еще не вернулся, что, впрочем, было только к лучшему: Рингвуд хотел провести вечер в одиночестве и разработать подробный план действий.
«За такую лошадь никто не даст и двадцати фунтов, – размышлял он. – Выходит, она не богата. Тем лучше! Кроме того, одета девушка неважно. Я толком не разглядел, что на ней было, – кажется, какой-то плащ или накидка. Не модница, прямо скажем. И живет в этой старой башне! А я-то думал, она давно развалилась. Впрочем, должно быть, внизу пара комнат осталась. Разоренное гнездо! Видно, из хорошей семьи, голубая кровь, аристократка без гроша за душой-томится в этой забытой Богом дыре, вдали от людей. Мужчин, наверное, годами не видит. Не зря она так смотрела на меня. Господи! Знать бы только, что она там одна, я бы на разговоры да вздохи времени не терял. Правда, у нее могут быть отец или брат, мало ли кто. Ничего, мы своего добьемся».
