Глава двадцать первая
КОНСТРУКТОР "ЧЕРТОГОНОВ"
Золоченый штык Петропавловской крепости потускнел от мороза. По желтоватому льду Невы бродили вороны, выклевывая что-то в трещинках. Стояла обычная январская стужа, но, странное дело, чем ближе я подходил к дому Палена, тем ощутимее пробирал мороз. Казалось, все происходит как в детской игре, когда по мере приближения к цели кричат: "Тепло, теплее, горячо"; разница была в том, что мне с каждым шагом к ничем не примечательному угловому дому становилось "прохладно, холодно, ледяно", как будто именно там располагался полюс холода.
У двери с четырьмя звонковыми кнопками - ни под одной из них таблички с фамилией "Пален", разумеется, не было - я дал общий звонок. Дверь открыл коренастый мужчина лет шестидесяти. Тяжелые, вросшие в переносицу очки, коротко стриженные усы, вместо правой брови - лысый рубец шрама. Должно быть, он куда-то собирался - на голове сидел каракулевый "пирожок", с шеи свисал теплый вязаный шарф.
Я представился и объяснил, что ищу людей, знавших Ивана Симеоновича Палена, жившего до войны в этой квартире.
- Про-хо-ди-те, - нараспев от удивления протянул человек в "пирожке". Он стянул шарф, и на пиджаке его открылась весьма внушительная орденская колодка, где алели ленточки двух "Отечественных войн" и трех "Красных Звезд". - Проходите, - еще раз повторил он свое приглашение. - Гость запоздалый... Как вас звать-величать?.. Ну а меня - Виктор Иванович Новиков... Урожденный Пален. Так-то... Сейчас свет включу... Моя дверь вторая справа. Толкайте смелее, закрыть не успел...
Я вошел в небольшую, но высокую комнату, обставленную скучной мебелью середины века. Под новеньким линолеумом потрескивал старый паркет.
- Может, вы об отце какие сведения имеете, раз меня разыскали? спросил хозяин комнаты, усаживаясь в кресло.
- Вы... сын Ивана Симеоновича? - Я чуть не вскрикнул.
- Сын, сын... Да вы успокойтесь, присаживайтесь... Фамилии у нас, правда, разные. Я, как война началась, стал по матери писаться. Решил, что непатриотично немецкую фамилию носить, раз война с немцами. Да мы уж тут так обрусели, что во мне немецкой крови и с наперсток не наберется. Ну а все же... Батя под своей ушел. В сорок втором пропал без вести где-то здесь же, под Ленинградом. Он в народном ополчении воевал... Я всю войну прошел от звонка до звонка, знаю, как без вести пропадают. Кого снарядом на клочки, кто под лед ушел, а кого без документов так - в братскую могилу. Сорок четыре года прошло. Был бы жив - объявился...
