И бедный нищий с длинной бородою
Здесь приобщался к мирному покою;
И состоянье расточивший мот
Здесь находил лекарство от забот
Солдат убогий гостем был желанным
И душу в сказе изливал пространном
По вечерам, опершись на костыль,
Живописал мытарств военных быль.
Гостей хозяин почитал за счастье
И им прощал грехи за все напасти;
Судить их жизнь он не хотел нимало,
И милосердье жалость упреждала.
Способность людям дать для жизни силы
Предметом гордости его служила,
Но в этом недостатке - Бог свидетель!
Свои черты являла добродетель.
Он с помощью спешил в любое время,
Молился, плакал и страдал со всеми.
Как к небесам любою лаской птица
Свое потомство приобщить стремится,
Так, не боясь сомнений и тревог,
Он вел путем, что светел и высок.
У ложа, где с душой прощалось тело,
Где страх и скорбь свое вершили дело,
Стоял радетель, и его начало
Прочь из души печали изгоняло
Покой больного одевал покровом,
И Бога славил он последним словом.
Его души высокой тороватость
Сияла в храме, укрепляя святость.
Святую истину речей его
Всегда увенчивало торжество:
Шутов глумливых дерзостный оскал
Он словом в благочестье обращал.
Когда кончалась служба, прихожане
К нему стремили взоры обожанья,
И малого дитяти лик умильный
Его улыбки ждал любвеобильной.
Была во взгляде добром разлита
Отеческой заботы теплота:
Хлад безучастья был ему неведом,
Он чуток был и к радостям и к бедам.
Он людям отдал сердце и печали,
Но в небе помыслы его витали.
Так и утес, громаден и могуч,
Царит высоко над громадой туч,
Завесой облак грудь заволокло,
Но нимб сияньем увенчал чело.
За тем забором, вдоль дорог бегущим
В утеснике, бесхитростно цветущем,
В шумливом доме местный грамотей
Учитель сельский - обучал детей.
Он словом был суров и нравом крут.
Я знал его - и знал лентяй и плут.
Все чувствовали по прищуру глаз,
Какие беды ожидают нас;
И долго ликованья шум не молк,
Коль он шутил - а в шутках знал он толк;
И, шепотом сменившись, празднословье
Теряло пыл, когда он хмурил брови.
Но все же был он добр - жестокосердье
В нем было от чрезмерного усердья.
Изрядными его считались знанья,
Ведь знал он счет и знал правописанье,
Ведь знал он, как на месте землю мерить
И как приливы по луне проверить,
Он знал счисленье лет, счисленье дней
И кое-что гораздо мудреней.
Он, с пастором вступив в ученый спор,
Был в выраженьях, как никто, остер
Мудреным и затейливым реченьям
Толпа внимала с жадным восхищеньем,
И удивлялись искренне крестьяне,
