В экипаже сидела Лидина.
Мертвенно побледнев, Рыбников выдернул изо рта мундштук, закашлялся, сплюнул в платок.
Она нисколько не выглядела смущённой. С хитрой улыбкой сказала:
— Так вот вы где живёте, господин конспиратор! У вашей тётушки красивый дом.
— Вы за мной следили? — выдавил Василий Александрович, думая: ещё бы секунда, доля секунды, и…
— Ловко, да? — засмеялась Гликерия Романовна. — Сменила извозчика, велела ехать шагом, на отдалении. Сказала, что вы мой муж, что я подозреваю вас в измене.
— Но… зачем?
Она стала серьёзной.
— Вы так на меня посмотрели, когда я сказала «до завтра»… Я вдруг почувствовала, что вы завтра не придёте. И вообще больше никогда не придёте. А я даже не знаю, где вас искать… Я же вижу, что наши встречи отягощают вашу совесть. Вы думаете, что подвергаете меня опасности. И знаете, что я придумала? — оживлённо воскликнула Лидина. — Познакомьте меня с вашей тётей. Она — ваша родственница, я — ваш друг. Вы не представляете, какая сила — две женщины, вступившие в союз.
— Нет! — отшатнулся Рыбников. — Ни в коем случае!
— Ну так я сама войду, — объявила Лидина, выражение лица у неё сделалось таким же, как в коридоре курьерского поезда.
— Хорошо, если вы так хотите… Но я должен предварить тётушку, у неё больное сердце, она вообще очень не любит неожиданностей, — в панике понёс чушь Василий Александрович. — Тётя содержит пансион для благородных девиц. Там свои правила… Давайте завтра. Да-да, завтра. Ближе к вече…
— Десять минут, — отрезала она. — Жду десять минут, потом войду сама.
И демонстративно взялась за алмазные часики, что висели у неё на шее.
* * *
Графиня Бовада была особой редкостной сообразительности, это Рыбников про неё давно знал. Она поняла с полуслова, не потратила ни секунды на вопросы и сразу перешла к действию.
Вряд ли какая-нибудь другая женщина была бы способна за десять минут превратить бордель в пансион для благородных девиц.
Ровно десять минут спустя (Рыбников подсматривал из-за шторы) Гликерия Романовна расплатилась с извозчиком и с решительным видом вышла из коляски.
Дверь ей открыл солидный швейцар, с поклоном повёл по коридору навстречу звукам фортепиано.
Пансион приятно удивил Лидину богатством убранства. Немножко странным ей показалось, что в стенах кое-где торчат гвоздики — будто там висели картины, но их сняли. Должно быть, унесли протирать пыль, рассеянно подумала она, волнуясь перед важным разговором.
В уютном салоне две хорошеньких девушки в гимназической форме старательно наигрывали в четыре руки «Собачий вальс».
