Он молча протянул мне кружку, пожирая меня глазами. Внутри него все так и кипело, если бы не моя слабость, он бы выпотрошил меня с потрохами.
«Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось, слышишь! Кто бы он ни был и какая бы опасность мне ни угрожала, я не позволю, чтобы тебе делали плохо!»
«Спасибо»
Как можно быстрее выпив чай, оказавшийся жутко крепким и сладким, я опять впала в дремоту. На следующий день возле меня уже никого не было, что принесло мне несказанное облечение. Через несколько минут я обнаружила записку от моего друга. В ней говорилось, что он оставил меня отдыхать одну, пока я не посчитаю нужным позвать его. Далее повторялось все то же, что им было уже сказано вслух.
Вздохнув я отложила ее в сторону и тут же о ней забыла.
Слабость все еще оставалась, мозг едва ли соображал. В таком состоянии на работу показываться не имело смысла. Баррон с легкостью отпустил меня, пожелав скорейшего выздоровления. Дома я просидела дня три, все это время думая о произошедшем.
Мне жутко было представить, что Керран может узнать о моем поступке, поэтому об этом я предпочитала не думать, для сохранности своих нервов. Зато из головы моей не выходила та девочка. Я ломала голову над ее таинственной странностью и над тем, что случилось с ней.
Вывод напрашивался в итоге такой: она оказалась настолько слаба, что ее организм не воспринимал таблетки или же не впитывал как положено содержащиеся в них вещества. Как тогда она умудрялась жить среди них? Как они могли поддерживать ее такую слабость? Хотя, для нее одной можно было бы найти крови, это не так уж и сложно.
Я вспоминала ее страдальческое личико, похожее на личико обиженного херувима.
Ее светлое, старомодное платье, в кружевах, удивительно шедшее ей. Я бы, пожалуй, взяла ее к себе и ежедневно бы заботливо потчевала кровью, как прилежная мать кормит ребенка кашей. Однако она, скорее, годилась мне в младшие сестренки, так как на вид она казалась не старше меня. Только вот до безумия детское лицо сбивало с толку, заставляя думать, что перед тобой беспомощный младенец.
Смотря на свою ранку, сделанную ланцетом очень искусно, я раздумывала над тем, когда же она затянется. Благодаря Эдварду надрез получился очень аккуратным, с леску толщиной, но глубоким, поэтому все еще ощущалась боль. Неужели Керран учует даже такой комариный укус? Я верила в это только потому, что предостережения Эдварда напугали меня и, скорее из-за них чем по другим своим предположениям, мне желательно было бы сидеть дома как можно дольше.
