Каникулы вне закона | страница 26
Закрывшись в кабине, я развернул комканый авиабилет. Между словами «Жолауши билетман» и «Колжук квитанциясы», которые, видимо, следовало понимать как «пассажирский билет» и «багажная квитанция», Ефим карандашиком вписал: «Здоровенный Усман»
Я разглядел его, едва вышел из дощатой двери, которую казах-полицейский в форме советского милиционера с грохотом задвинул за моей спиной на амбарный засов.
— Спасибо, ребята, — сказал я настырным приставалам. — Меня тут встречают. Спасибо всем.
Он шел за моей спиной. На голову ниже, на два корпуса шире в плечах. И не здоровенный, скорее мощный.
— У меня «Жигули», — сказал Усман. — А у дверей шелупень роится. У них и машин-то нет. Снимут пассажира и ведут на стоянку за процент.
— Сколько до гостиницы «Алма-Ата»?
— Тысяча восемьсот тенге, — сказал он.
Я видел обменный курс в зале прилета: сто тридцать девять пятьдесят за один доллар. И имел опыт Дакки.
— Девятьсот.
Он взял из моих рук сумку.
Руль упирался ему в живот.
Темная площадь оказалась в колдобинах. Машина громыхала и звякала. В приспущенное окно втянуло запах дыма, прогорклого масла и шашлыка из несвежего мяса. Лампочки без абажуров, на одних проводах, высвечивали прилавки у кособоких киосков и отражались в раскатанном до блеска снегу с вмерзшими сигаретными пачками. Метнулась над зданием, в котором не горело ни одно окно, неоновая надпись «Гостиница».
— Усман, — сказал я.
— Да?
— Вы кто?
— Никто. А раньше был капитаном.
— Капитаном чего?
— Милиции… Э-э-э, то бишь полиции.
— Это ваша машина?
— Не будь её, не знал бы, что и делать.
— Вы казах?
— Узбек.
— И поэтому больше не полицейский?
— Ну…
Он ловко заложил крутой вираж на развилке. Дорога шла вверх, или, может быть, это только казалось из-за слабых фар и редких фонарей.
На Алексеевских курсах прививали привычку доскональной подготовки к операции. И в Москве я кое-что почитал про реформы в здешних силовых структурах. В полиции оставляли казахов. Формально, национальность не имела значения. Следовало пройти только языковый экзамен. Не думаю, что Усману это бы удалось, даже если бы он сдавал русский или узбекский. Национальность, когда степь обрела независимость, стала суверенной привилегией собирать мзду. Или здесь это называется ясак?
Усман, заехав на тротуар, остановил машину в метре от входа в гостиницу.
В полуосвещенном вестибюле, похожем просторами на вокзал, дежурная едва виднелась из-за высокого прилавка. Я попросил у неё тысячу тенге в счет предстоящего расчета и вышел к Усману, которого охранник удержал у входа.