Возле входа стояли две милицейские машины. На крыше одной из них вертелись синие и красные маяки. Артем не дошел десятка метров до центрального входа, как увидел выходящих из гостиницы Юлю, Веронику и двух милиционеров. Один из них носил погоны подполковника, второй — капитана. Девушки плакали. Юля поднесла платок к лицу, и Артем увидел на ее руке кольцо.
Теперь он уже ничего сделать не мог. Тогда он струсил и теперь сожалел об этом. Он, конечно, понимал, что девчонкам ничего не сделают, но на его след милиция выйдет стопроцентно. Они по наивности своей все расскажут. В итоге их отпустят, кольцо вернется к хозяину, а ему понаставят капканов и обложат со всех сторон. Вот что значит один глупый жест, незначительный и пустяковый, но способный сыграть роковую роль.
А он даже не знал адреса Юли. Где ее искать в огромном Ленинграде? И что он сможет сказать ей в оправдание? «Извини, дорогая, я вор, но ради тебя готов бросить свой промысел!«. Не бросит. Знал об этом и обещать не хотел. Видать, не судьба иметь порядочную женщину и жить, как все. Поздно себя переделывать.
В этот же вечер он сел на теплоход «Шота Руставели», заплатив стюарду наличными, и отплыл в Одессу.
Сейчас в его сознании возник новый вопрос:»А узнала ли его Вероника?«Он помнил ее вчерашний пристальный взгляд. Тогда ей было четырнадцать, сейчас восемнадцать. Из строптивой девчушки она превратилась в обворожительную невесту. Переходной возраст прошел, жизнь в ее годы пролетает, как ускоренная съемка, все мелькает и мало что оседает в памяти. Если только «Цыганочка» в ресторане? Нет, вряд ли. Вот только он мало изменился. Стал шире в плечах, возмужал, но между двадцатью шестью и тридцатью годами перемен происходит мало.
Нет, Ника не могла его запомнить. Четыре-пять встреч под южным крымским солнцем, когда кругом столько незабываемых впечатлений. Но еще имел место и финал истории. Милиция, арест и кольцо!…
Артем не стал ломать себе голову. В конце концов, Ника могла и обознаться, если ей что-то и вспомнилось при виде незнакомца с порезанным лицом. А сейчас и подавно, когда он весь в заплатках из пластыря.
Он еще раз глянул на портрет и, опираясь на клюку, отошел к окну. Серое небо, дождь и тронутые желтизной листья. На душе скребли кошки. В его жизни произошел какой-то перелом. Вот только он не знал, конец это или начало.
