Вполне в традициях старой русской критики Г. Иванов поместил в «Аполлоне» свой литературный обзор минувшего года — «Стихи в журналах, издательства, альманахи, кружки в 1915 г.». В этой статье он писал: «Кружки почти бездействовали; так, самые значительные — Академия стиха и Цех поэтов собирались за время войны только по нескольку раз. Довольно оживленными и не лишенными интереса были собрания литературного кружка "Трирема", ознаменовавшего свою деятельность изданием нескольких сборников стихов».
Обыкновенный русский литератор (порою и необыкновенный) не мыслил себе литературной жизни вне кружков. После непродолжительного периода растерянности, затишья, выжидания, уже через несколько месяцев после объявления войны начали возникать один за другим новые кружки – «Краса», «Страда», «Медный всадник», «Трирема».
К осени 1915-го, то есть по прошествии года с начала войны, литературных кружков в столице образовалось немало. Одним из них была «Лампа Алладина». Собирались в гостеприимном подвале Константина Ляндау. «Подвальность» с легкой руки актера Бориса Пронина, основателя «Бродячей собаки», сначала отвечала лишь богемным вкусам. В этом мнилось нечто «подпольное» – подпольный человек, мечтатель, пренебрегающий скучным практицизмом, одобряющий житейскую неприспособленность, игнорирующий кандалы быта. Пронин снял для «Бродячей собаки» пустовавший винный погреб. Ляндау снял и перестроил помещение бывшей прачечной.
Местонахождение этого подвала оказалось стратегически беспроигрышным: набережная Фонтанки, близ Аничкова моста — минута-другая ходьбы от Невского проспекта. Каждый так или иначе оказывался на Невском, а оттуда так удобно было свернуть на огонек «Лампы Алладина» Прачечной там все-таки пахло, что лишь придавало пикантности.
С первого взгляда было ясно, что помещение прачечной сняли не от бедности. На стенах висели дорогие восточные ковры. Помещение было обставлено антиквариатом, в подборе которого легко угадывался вкус к эпохе Александра I. В зарешеченное окно подвала стучались прямо с тротуара, и спускавшийся по ступенькам посетитель сразу попадал в «логово эстета». Границы, делившие гостей на свою и чужих, оставались не особенно четкими. Кружок состоял из начинающих поэтов, был слабо оформлен, то есть не провозглашал никакой программы. Участники были молоды, находились под влиянием Михаила Кузмина, вообще модернизма. Эстетствовали, мечтали о вхождении в литературу, о признании, интересовались театром, отличались начитанностью, были в курсе событий художественной жизни. Их, начинающих поэтов, мелькнуло много в подвале на Фонтанке.
