— Дракула! — захихикал он.
Я пародийно зарычал, что привело его в еще больший восторг. Огромным усилием воли я вытащил указательный палец с агрессивным, хоть и коротким, мужским ногтем из лучшего, что было в Максиме — из его глупого обнаженного коричневого пупка, такого наивного и дурашливого, такого красивого и такого юного. Я подумал просто, что если продержу там свой палец еще немного, то не в силах уже буду притворяться. А начну говорить всё то же самое на полном серьезе…
А потом, когда мы засели все-таки за немецкий и он, как всегда, устал минут через десять, он вдруг откинулся немного на своей табуретке и сказал:
— В школе ходили как-то в бассейн, и одна девчонка из нашего класса так пялилась на меня! Я уже разделся, а она еще нет. Встретились в каком-то коридоре, а она, уродина такая, еще и в очках, так пялилась на меня и даже пощекотать захотела.
— Ты ей разрешил? — спросил я, еле сдерживая свои челюсти, чтобы они не начали хищно клацать, как у нашей кошки во время охоты.
— А она не спросила. Я нес в руке полотенце, зацепился им за какую-то фигню, запутался, стал его распутывать. А она подошла и стала гладить меня вот здесь и вот здесь, — он провел рукой по своей талии и ребрам.
— Тебе понравилось? — спросил я как можно спокойнее.
— А мне как-то по фигу. Вы же видели, что щекотки я не боюсь.
— Но тебе, наверно, приятно было показать ей, что ты не боишься щекотки, — вкрадчиво проговорил я.
— Не знаю. Наверно, — небрежно ответил он. — Она и в классе на меня смотрела часто. Смотрит, как дура, глазенки свои как выпучит.
— А ты на нее не смотришь? — спросил я лукаво.
— А чего на нее смотреть. Уродина — она и есть уродина. Ботанка. Что с нее возьмешь.
— Пора бы, братец, и тебе немного поботанить. — Я положил руку на учебник с недоделанным упражнением. — Раскрывай скобки и ставь глагол sein в нужные личные формы.
Но он даже не подумал наклониться обратно к столу. Я посмотрел на него пристально, словно желая подчинить себе его волю, заставить его учиться. К моему удивлению, он ответил мне точно таким же взглядом, только еще и упрямым. Мы смотрели друг на друга долго, прямо и напряженно. Мне показалось, что семя польется у меня сейчас изо рта, что я зарычу, захриплю, закричу от возбуждения. Мне захотелось обнять его и впиться своими жадными губами в его идеальные детские губки, покрыть жесткими, яростными поцелуями всё его совершенное лицо и подобно питону, всосать в себя его тело, поглотить его красоту.
