Я отложила свою природную лень, отказалась от походов в «Грот» и от поездки к родным, и была вынуждена строго распланировать каждый день и каждый час. На самом деле я была так загружена работой, что мало обращала внимания даже на имена гостей.
Первые же выходные Месяца Раздумий я встретила в постели — у меня было стойкое желание не вставать двое суток и всё это время посвятить сну. Желание в целом предосудительное, да и честное слово увидеться, данное Мару полторы недели назад, жгло мне душу. (За это время Мар не раз звонил, однако быстро понял, что толку от меня немного…)
Итак моя совесть вяло бранилась с усталостью, а я дремала. Мне было интересно, кто победит, но болела я за сон.
Позвонил телефон. Мар? Угрызения совести таки взяли верх — я со стоном свалилась с кровати (это был востину редкий случай, когда я пожалела об отсутствии служанки) и взяла трубку. Друг всё-таки.
— Санда да Кун? — быстро спросил голос, Мару да Луна никак не принадлежавший. — Доброе утро. Кажется, я вас разбудил? Это да Лигарра. Мы не могли бы встретиться за чашкой кофе?
Я так и остолбенела с трубкой в руке. Через миг я ощутила нестерпимую горечь от неверняка загубленного выходного. И, хотя на самом деле вопрос офицера КСН не содержал никакой вопросительной интонации — ещё через пару секунд меня посетило моё главное проклятие — жгучее любопытство. Я решила, что это может быть интересно, вот как…
— Да, господин да Лигарра. Я с удовольствием встречусь с вами в удобное для вас время. Однако, если вы наставаете на немедленной встрече, я бы просила о возможности должным образом одеться.
Да Лигарра напряженно хохотнул. Именно напряженно — что показалось мне загадочным.
— Да, — вдруг сказал он своим обычным серо-металлическим тоном, — если вы не против, я надеюсь увидеть вас через полчаса в кафе «У КуркИса».
Напротив моего дома. Что ж, я успею хоть душ принять. Не попрощавшись, внутренний разведчик положил трубку. То ли его действительно торопили некие дела, то ли на этой стадии его картонная вежливость иссякла. Что тоже неплохо. Мне даже нравилось, что он зачастую играет роль вежливого-аллонга-равного-всем-нам, хотя род его деятельности придавал, на мой вкус, такому поведению оттенок цинизма. Ведь он был представителем власти. Так что я ничуть не грустила, когда такие люди называли вещи своими именами: я — простая смертная, он — сверху, и может всё. В условиях вялотекущей многовековой войны КСН был щитом и мечом. И если я их боялась — не имея за собой никакого греха! — то уж как они должны были пугать нарушителей Порядка…
