смелости, коснулся губами влажной от слез щеки, еще раз -
пониже, и — губы их встретились! Ее губы были сначала
покорными, потом — нежными, потом — страстными…
Все еще пугаясь собственной дерзости, Дик обнял Тири
откровеннее, чем следовало бы. Но услышал только: "А ты
смелый! Мне это нравится"…
А дальше был сон наяву, немая песня, молчаливая музыка
движений и затейливый танец тихих слов… Сколько ни пережил в
своей жизни вечный странник, но разве было, разве могло быть
что-то возвышеннее и прекраснее, чем это понимание с
полуслова, полувзгляда, полуприкосновения; полное слияние душ
и тел…
— Ну как ты узнал, что мне так лучше?
— Я же чувствую тебя, милая…
Он не просто чувствовал ее — был ею, ощущал ее всю, как
часть себя, а себя — как часть ее. Вдохновение — не
рассуждение! Дик уже давно отвык задумываться, что за танец
должны выплясывать его пальцы по ладам и струнам; он просто
знал, какой должна быть его музыка, и не задумываясь творил
эту музыку. И теперь он просто чувствовал, как им стать
музыкой, и так и было, и музыкой было каждое движение, и
музыкой был неудержимый стон наслаждения. И шквалы страсти, и
разливы нежности были великой симфонией Природы, которую они
исполняли без фальши…
— А ты сейчас такой же, как в твоих песнях!
— И в любви и в песнях можно быть только настоящим…
— Я поняла, что всю жизнь ждала только тебя, Дик!
— А я искал только тебя, Тири…
— Ты ведь напишешь мне песню? Только мою, про меня?
— Конечно, да! Еще не знаю, что это будет, но это должно
быть достойно тебя!
А сейчас песней было их единение, прекрасной и нескончаемой
песней. До рассвета не сон, но только наслаждение смыкало их
глаза, и это казалось бесконечным, пока вдруг нескромное
солнце не ворвалось в окошки маленькой комнаты. День обещал
быть солнечным, прекрасным весенним днем, но лучше бы он не
наступал так рано! Тири со счастливым лицом выскользнула из
рук менестреля, прошептав что-то о делах, и Дик хотел бежать
следом, но вдруг то ли заснул, то ли потерял сознание…
Когда солнце стояло уже высоко, он очнулся, еще не в силах
понять, где сон, где явь, что было, а что только пригрезилось?
Но несомненно правдой было то, что мимолетная вроде бы
остановка обернулась редкостным счастьем. Надолго ли? Неужели
сила подлинной любви не поможет ему соединить судьбы Странника
и необычной трактирщицы? Неужели не отпустит его Дорога хотя
бы на несколько дней или недель? Или, может быть, наступил все
же конец его скитаниям?
В таких мыслях Дик долго плавал между сном и явью, то
