Певца это позабавило, как и маневр Гримзи: Дик уже успел
разобраться в содержимом бочонков и увидел, что верный себе
скряга даже столь щедрому посетителю выделил дешевое вино,
отличающееся крепостью и сладостью, но не изысканным букетом.
Впрочем, каждому свое…
И вправду, самоуверенный Твидо вряд ли усомнился, что
поданое ему вино достойно любого короля, — с таким
демонстративным наслаждением опустошал он кружку, обводя зал
победным взором. Как раз тут из двери показалась Хозяйка, и
вояка распетушился еще пуще.
— Ай да цыпочка! Послушай, служаночка, что я тебе скажу…
Тири не ожидала такой прыткости, — только фыркнула
рассерженной кошкой, отдернула руку и взлетела вверх по
лестнице. Наемник было рванулся радостно следом, но Дик не
выдержал, дотянулся до его плеча:
— Потише, приятель!
Воин молниеносно развернулся в боевую стойку, одной рукой
отбивая руку с плеча, другой выхватывая клинок. Дика пронзил
холодный рысий взгляд опытного убийцы. "Опасно, смертельно
опасно!" — завопил внутренний голос. Впрочем, Дик и без того
понимал, что перед ним — не трактирный забияка и даже не
лесной разбойник, — а человек, выбравший убийство себе
подобных делом жизни и весьма в этом деле преуспевший. Однако
вояка сразу оценил, кто перед ним стоит, и расслабился,
отпустил кинжал в ножны, взглянул презрительно-насмешливо:
— Ты, кажется, что-то сказал?
— Я сказал: "Потише, приятель!"
Внутренний голос испуганно пискнул и замолк. "Интересно,
может ли внутренний голос падать в обморок? Что за нелепые
мысли лезут в голову в самые неподходящие моменты?"
Наемник явно удивился, но решил забавляться до конца:
— Уж не поединок ли?
("Опомнись, певец! Какой ты боец?
И в бой тебе лезть — к чему?
Тебе — бесславный и скорый конец,
а приз все равно — ему!")
— Почему бы и нет? — ответил Дик, поражаясь собственному
безрассудству. За какие-то мгновения перед его мысленным
взором мелькнул единственно возможный исход такого поединка, и
— уж таков дар и проклятье певца — эти видения столь же
мгновенно отлились в строчки о чьих-то судьбах, и эти строчки
тревожили менестреля больше, чем собственная подвешенная на
волоске жизнь: "И, как всегда, кровь текла, горяча, с меткого
лезвия вниз…"
И, однако, эти строчки не стали пророческими. Те же люди,
которые сутки назад так старались со скуки стравить его с
Гримзи, теперь не хотели смерти своего певца. Между воином и
менестрелем возникли две кружки вина, и улыбчивые лица,
произносящие заздравные речи, и за наидоблестнейшего господина
