Если в ясный день смотреть с горы Демир-Капу на северо-запад, на горизонте видны очертания евпаторийского берега. Всюду снег. Горы, леса, долины, степи покрыты пушистым ковром. Только на Южном берегу протянулась узкая полоса вечнозеленых растений, на которую тщетно пытается набросить свое покрывало наступающая с севера зима.
Штаб четвертого района удобно разместился под Демир-Капу у истоков реки Донга на высоте 1200 метров над уровнем моря. Место глухое. Лес сохранился здесь в своей девственной неприкосновенности. В основном твердая порода: дуб, граб, бук… Ближе к южным склонам — сосна, но здесь она некрасивая — коренастая, низкорослая. Кроны ее почти стелются по земле, от постоянных сильных ветров ветви причудливо переплелись и все устремлены в одну сторону — на юг, а могучие корни, как змеи, оплетают камни, пробивая себе дорогу в расщелинах скал.
Стонет земля под Севастополем. С утра до поздней ночи мы слышим разноголосый хор немецкой артиллерии противника. Сегодня то же, что и вчера. Вот закончилась артподготовка, и тотчас западный ветер доносит до нас заглушенную расстоянием дробь пулеметов. Это севастопольцы отбивают гитлеровские атаки.
По сводкам из Центрального штаба мы знали, что развернувшиеся семнадцатого декабря наступательные операции одиннадцатой армии Манштейна терпели поражение. Сначала центр канонады был в районе Мекензиевых гор, потом он стал перемещаться по линии фронта то на север, то на юг. Видимо, фашисты метались в поисках слабых участков нашей обороны. Потоки немецких раненых шли в тылы.
Не имея непосредственной связи с Севастополем, по канонаде, по направлению немецких ракет, а также из опроса жителей мы сами довольно точно определяли положение на Севастопольском фронте и даже на его отдельных участках.
Вечером двадцать восьмого декабря к нам пришел Айропетян с группой незнакомых нам людей.
— Принимайте героев, начальники! Третий день как из Севастополя. Вот, самый большой, с усами — Кобрин. Он все и расскажет.
К Ивану Максимовичу подошел высокий, худой человек в кожаной тужурке, с перекинутым через шею автоматом:
— Я — Кобрин, из третьего партизанского района. Возвращаюсь из Севастополя. Если разрешите отдохнуть — будем благодарны.
— Еще бы, пожалуйста… Раздевайтесь, сейчас чайком угостим.
Едва партизаны узнали о прибытии связных из Севастополя, в землянках стало тесно. Все с восторгом и каким-то детским удивлением глядели на людей, прибывших «оттуда».
