Я слушал Македонского и чувствовал к нему большое уважение. Именно о таком командире я мечтал, все, что он говорит, хотя и смутно, но зрело и в моей душе.
— Операция получится! — горячо поддержал я командира отряда и стал помогать в разработке деталей предстоящей операции.
Черный еще подумал и тоже согласился.
Стремительно вел Македонский отряд. Без шума, с хорошей разведкой, партизаны благополучно добрались до условного места и после короткой передышки бросились на ничего не подозревавших гитлеровцев. Полчаса шел ночной бой. Фашисты ошалело метались по улицам, так и не сумев ответить партизанам дружным огнем. Потом над лесом взвилась ракета — сигнал отхода. Потеряв двух человек убитыми и унося двух раненых, никем не преследуемый отряд утром был на своих базах.
Результат боя — двенадцать уничтоженных машин, двадцать восемь убитых фашистов.
— Ну, и бьет Михаил Андреевич фашистов! — хвастался разведчик отряда Василий Васильевич, который в мирное время работал в одном хозяйстве с Македонским.
Я уходил из отряда и уносил первые радости удачного партизанского боя.
— А продукты у коушанцев надо отобрать, — провожая меня, сказал Македонский.
— Правильно, надо отобрать, — согласился я.
После удачной операции бахчисарайцев мы разработали план нападения на Коуш. Предполагалось выйти с тремя отрядами, ударить по немецкому гарнизону, отобрать партизанские продукты и захватить удравшего от Бортникова проводника, бывшего председателя коушанского колхоза.
Вечером, взяв с собой группу партизан, я пошел в Ак-Шеихский отряд, которым командовал Федосий Степанович Харченко.
Ак-шеихцы, на первый взгляд казалось, — отряд тяжелодумов. Все здесь делается медленно, но верно. Народ не суетится, не бегает между землянками, а ходит вразвалку, неторопливо, степенно. В каждой землянке живут дружно, по-семейному. На всем сказывается характер самого командира, старого партизана со скадовщины, воевавшего еще под Херсоном.
Харченко — украинец. Седая борода, черные с хитроватым огоньком глаза. Был, по-видимому, красивым чернявым парубком: следы былой красоты видны и сейчас, несмотря на его пятьдесят пять лет. Одет в теплый черный полушубок и в серую каракулевую папаху с заломленной верхушкой. Поверх сапог — постолы из сыромятной кожи. Улыбается он редко, на слова скуп, вид у него довольно строгий.
Принял меня Харченко суховато.
Я познакомился с делами отряда, рассказал командиру о предварительном решении штаба района о налете на Коуш.
