Вот перед Амелиновым стоит военный в новой, но загрязненной шинели. За плечами вещевой мешок, набитый до отказа.
Представитель штаба Амелинов молча, оценивающим взглядом осматривает человека. Тот спокойно, даже слишком спокойно выдерживает этот взгляд.
— Звание? — спрашивает Амелинов.
— Младший лейтенант.
— Каких мест житель?
— Здешний.
— Отходишь из-под Перекопа?
— Точно.
— А дома думаешь побывать, ведь по дороге?
Военный молчит, потом спохватывается:
— Разве можно, товарищ начальник, в такое время домой ходить… Враг рвется в славный город, надо грудью защищать его.
— Значит, грудью? — Амелинов пристально смотрит на вещевой мешок. Младший лейтенант в каком-то тревожном ожидании.
— Снимай вещевой мешок, живо! — неожиданно предлагает Амелинов.
Тот стоит неподвижно, лицо его бледнеет.
— Матрос, снять с плеча гражданина мешок!
Смирнов сильно дергает за мешок, рвутся лямки.
— Что у тебя здесь напихано, милок? Может, полковое знамя тобой спасено? А может, несешь медикаменты для севастопольцев?
Смирнов выбрасывает из мешка шелковые платья, отрезы, суконные брюки, хромовые сапоги с окровавленными голенищами.
— Шкура! — крикнул матрос. Он вытаскивает из кармана мародера фашистскую листовку, читает: "Штык в землю, бей комиссаров!" — Сволочь! — Смирнов ударом кулака сваливает почерневшего дезертира.
…Все эти большие и малые события захватывают нас.
Особенно горячился Володя Смирнов. Он сразу, как говорят, "с ходу" принял близко к сердцу лесную жизнь.
— Люди врага бьют, а мы охраной занимаемся, — заявил он на второй день пребывания в сторожке. — Ты, товарищ начальник, тормоши командование.
Поздней ночью Смирнов, выполнявший обязанности начальника караула, разбудил меня:
— Товарищ старший лейтенант, вставай! С каких-то Бешуйских копей шахтер пришел.
Амелинов уже беседовал с молоденьким русым пареньком. Я подошел к ним.
— Меня дед прислал, товарищи партизаны. Немец в поселке был, сход собирал, грозился, — рассказывал шахтерский посланник, с завистью поглядывая на автомат Смирнова.
— Много было фашистов? — спросил Амелинов.
— Больше трехсот. На машинах приехали. В сторону леса пулеметы выставили. Несколько гитлеровцев подошли к колоколу, стали звонить. Звонят, звонят, а на улицу никто не выходит. Мой дед — Захаров. Вы, конечно, знаете его? — посмотрел на нас паренек. Но мы не знали его деда, и это очень удивило паренька.
— Вы не знаете дедушку Захарова? Да это первый забойщик! — немного обиженно сказал хлопец. — Так вот, дедушка все ходил по комнате и руки потирал: "Звоните, говорит, нехристи, звоните до утра, никто не выйдет, не такой наш народ". Так немцы ни с чем и уехали, оставили небольшую охрану и все… Еще дед велел сказать, что в шахте все оборудование целое и фашисты могут ее пустить в ход. Мнение рабочих такое: поджечь угольные пласты. Потушить их будет очень трудно.
