- А вы откуда взялись?
- Спите, спите, - говорит он и спрашивает сам себя: - Разгорелся примус? - И сам себе отвечает женским голосом: - Еле разожгла черта!..
Я смеюсь. Он думает, что я сплю, и сам с собой разговаривает так странно.
Иголки нет. Прекрасно!.. Тишина.
- Клюквы хочется, - говорю я.
- А чтобы мама ладонь на лоб положила, не хочется? - спрашивает он.
- Хочется...
Он добр невыносимо!.. Мучил меня, мучил, а теперь добр.
- Да, в Москве всё это удобнее, - говорит он, - паровое отопление, телефон... Мне иногда хочется всё это бросить к черту - и туда. Серо мы живем...
- А здесь кто останется? - спрашиваю я.
- А гори оно всё! - говорит он и машет черной рукой. И снова, словно из-под подушки, выныривает иголка, и истошно орет, и, приплясывая, движется на меня.
- Иголка!..
Шулейкин наклоняется надо мной и клювом ударяет меня в лоб.
- Пошел прочь! - кричу я и просыпаюсь.
Ночь.
Шулейкин сидит над книгой, скрючившись.
- Зачем вы пришли?
- Вас нельзя одного оставлять... То да сё... Я тут почитаю...
- Почитаю... почитаю... - говорю я. - Почитай отца с матерью... - я смеюсь. - Вы ведь директор все-таки. Поручили бы уборщице не спать всю ночь.
- Да бросьте вы, ей-богу, директор... директор... Я - Мишка из-под сохи. Сегодня директор, а завтра - говновоз... А вам уже полегче стало... Это я вам две таблетки аспирина запихнул. Великое средство.
- А от геморроя оно помогает? - смеюсь я.
- Хорошо бы еще лимончик съесть, - говорит он.
- А вам в любви везет? - спрашиваю я.
- Одну любил, да она меня не любила, - говорит он.
- Только одну?
- Говорила, что дурак я, деревенщина... Вот так...
- Ну дальше, - говорю я. - Люблю трагедии.
- Какие там трагедии, - смеется он. - В жизни все проще, смешнее.
- Она красивая была?
- Казалась красивой... И вот она меня отвергла... За то, что я - серый деревенский кобелек... А она - городская интеллигентка, с образованием, через день в филармонии бывает...
- Ну, это еще не образование, - говорю я.
- ...Да еще от меня казармой пахнет. Я тогда только что с фронта демобилизовался...
Теплый воздух в келье то сжимается, то разжимается, и, наверное, потому Шулейкин, как лодка, то проваливается куда-то, то взлетает... Смотреть больно. Я закрываю глаза.
- ...Она надо мной посмеивается. "Хорошо, - говорю я, - я тебе покажу..." А у меня - восемь классов образования. Нос брюквой.
Он замолкает.
- Я не сплю, - говорю я. - Просто у меня глаза устали.
