- Так, значит, вы - мистер Гордон, - произнесла она, в упор разглядывая меня. - Мне страсть как хотелось хоть одним глазком посмотреть на вас. Садитесь. - Она схватила ворох одежды с одного из кресел и перекинула его на софу. - Решили наконец навестить соседей… Что будете пить?
- А вы, значит, художница… - пробормотал я, чтобы хоть что-нибудь сказать. Меня нервировала мысль о том моменте, когда она наконец поймет, что не одета, и с визгом кинется в спальню. Мои глаза тщательно избегали ее.
- Пиво? Эль? Больше ничего нет, разве кроме соуса шерри. Вы ведь не хотите соуса?
- К сожалению, я спешу, - произнес я, беря себя в руки и фиксируя взглядом родинку на левой стороне ее подбородка. - У меня захлопнулась дверь, и я хотел из вашего окна добраться по пожарной лестнице до своей квартиры.
- В любое время, - уверила она меня. - От этих паршивых патентованных замков одни неприятности. В первую неделю я три раза захлопывала себя, один раз полчаса простояла на площадке совсем голая. Выскочила забрать молоко, а проклятая дверь захлопнулась. Тогда я выдрала замок с корнем, а нового до сих пор не поставила.
Должно быть, у меня был глупый вид, потому что она вдруг рассмеялась.
- Эти замки, они только и делают, что защелкиваются, а защиты от них никакой. В этом проклятом доме за год было пятнадцать краж, и все из запертых квартир. Ко мне еще никто не вламывался, хотя дверь всегда открыта. Да и брать у меня нечего.
Она снова предложила мне пива, и я согласился. Пока она ходила за ним на кухню, я еще раз огляделся и заметил, что одна стена комнаты совсем очищена - мебель отодвинута, штукатурка содрана до голых кирпичей - и превращена в некое подобие картинной галереи. Она была увешана картинами до потолка и еще множество их стояло в несколько рядов на полу. Тут было несколько автопортретов, на которых художница изобразила себя обнаженной. Картина на мольберте, над которой она трудилась в момент моего появления, являла собой нагой поясной автопортрет. Волосы на нем были длинные, до плеч (не сегодняшняя короткая стрижка). Несколько прядей завились вперед и уютно устроились между грудей… Я услышал ее шаги, быстро отвернулся от мольберта, споткнулся о кипу книг на полу и притворился, что рассматриваю осенний пейзаж на стене.
Я с облегчением заметил, что она накинула на себя драный домашний халат, и хотя дырки на нем были в самых неподходящих местах, я смог наконец позволить себе посмотреть прямо на нее. Нельзя сказать, что красавица… Голубые глаза и упрямый вздернутый нос придавали ей некоторое сходство с кошкой, что вполне гармонировало с ее уверенными, спортивными движениями. Она была стройна, хорошо сложена, лет тридцати пяти. Поставив банки с пивом на пол, она уселась рядом с ними и пригласила меня сделать те же самое.
