— Ну и когда ты узнал, что ты…
— Селки.
— …не такой, как все? — закончила она.
Он не любил думать об этом. Ему не хотелось об этом вспоминать.
— В тринадцать.
— Вау… — Она задумчиво посмотрела на него. Он почувствовал, как ладони его стали влажными от пота. — То есть еще до полного полового созревания.
Ее шутливый тон снял напряжение.
— Это произошло как раз перед тем, как вы с матерью ушли отсюда, — заметила она.
— Да.
— Тяжело тебе пришлось.
Он отрицательно покачал головой.
— Уехать отсюда было моей идеей. Моим выбором. Моей…
Виной, подумал он, но вслух ничего не сказал.
— Да брось ты! Тебе было тринадцать. А матери твоей сколько? Где-то в районе сорока?
Во рту у него пересохло.
— Намного больше.
Реджина вопросительно посмотрела на него.
— Селки бессмертны. Мы не стареем, как это происходит у людей.
— Вот как…
Снова возникла пауза. Она переваривала эту новую для себя информацию, и он пожалел, что не находится сейчас где-нибудь в прохладной темной глубине океана.
— Но она все-таки умерла. Ты ведь сказал, что она умерла?
— Она погибла. Утонула, запутавшись в рыбацкой сети через год после своего освобождения.
Он винил в этом также и себя. Реджина вздрогнула.
— Но это ничего не меняет. Твоя мать была взрослым человеком. Она в любой момент могла расстаться с тобой. Или сделать так, чтобы ты остался.
— Она не могла уйти. Раньше.
— Почему?
В нем закипала черная обида. Он проглотил ее.
— Мы не можем менять облик, мы не можем вернуться в море без котиковой шкуры. Моя мать выходила на берег, чтобы… встречаться с моим отцом. До того как родились мы. До того как они поженились. Думаю, они поженились. — Дилан очень тщательно подбирал слова, но ему не удалось скрыть горькое выражение лица. — Однажды ночью, когда она спала, он забрал ее шкуру и спрятал.
— Она выходила, чтобы встречаться с ним… — повторила Реджина.
Он должен был догадаться, что она сфокусирует свое внимание вовсе не на том, на чем надо. Она была человеком, к тому же женщиной. Она не способна понять, что управляет такими, как он.
— Да.
— Значит, он был для нее по крайней мере привлекателен.
— Но это не давало ему права пытаться удержать ее, — раздраженно сказал Дилан. — Контролировать ее.
— И сколько еще она оставалась с ним после этого? Тринадцать лет, четырнадцать?
Он хмуро смотрел на нее.
— У нее не было выбора.
— У них было трое детей.
Дилан не мог больше говорить. Именно он нашел шкуру своей матери. Именно он принес ее ей. Именно он разрушил их семью.
