Реджина встала на цыпочки и потянулась вверх, чтобы насладиться этим вкусом. Она почувствовала, как его зубы коснулись ее нижней губы, а язык проник к ней в рот. Напряжение и вожделение выплясывали в ее теле бешеный танец.
Если она не глупа и не безнадежно пьяна, то должна прекратить это прямо сейчас.
Руки Дилана скользнули по ее спине и задержались на бедрах, чтобы прижать ее еще крепче. Она почувствовала его возбуждение, и у нее перехватило дыхание: этот мужчина был крепким, надежным и реальным, он заполнял собой все пустоты, прогоняя мысли об одиночестве.
И она хотела этого. Ей было это необходимо!
Ее руки обвились вокруг его шеи, их губы впились друг в друга. Он слегка покачивал ее, и руки его опускались все ниже. Он был таким горячим! Все в ней плавилось и рвалось ему навстречу. Он сжимал ее все крепче, а когда она чуть раздвинула ноги, обхватил ее бедра и приподнял ее.
Ее тело содрогалось от желания. Уступая этому неодолимому напору, этому невыносимому искушению она закрыла глаза.
Глупая, глупая…
Она оторвалась от него. Сердце глухо стучало в груди. Со стороны палатки их никто не мог видеть. Ни ее мама, ни кто-нибудь еще.
Ну ладно, мама здесь ни при чем, она ушла вместе с Ником. Но…
— Нет! — выдохнула Реджина.
Дилан напрягся, руки его дрогнули.
— Нет?
Голова ее кружилась, в висках стучала кровь. Она была словно открытая рана и, если бы не получила передышку, закричала бы.
— Не здесь, — уточнила она.
Она скорее почувствовала, чем услышала, как он рассмеялся. Если бы они лучше знали друг друга, она бы ему врезала.
Реджина нахмурилась, и брови ее сердито сдвинулись. Конечно, если бы она знала его получше, то не обнималась бы с ним на глазах у всех!
Прежде чем она успела додумать эту мысль, Дилан обнял ее и понес через полоску глинистого сланца.
Босиком?
Он шел по воде, поднимая брызги. Там, где суша вдавалась в море, беспорядочно лежали гранитные плиты, словно груда обвалившихся строительных блоков.
Реджина вцепилась в его плечи.
— Что ты делаешь?
Дилан обогнул высокий выступ скалы.
— Все в порядке. Я понял тебя.
— Еще нет.
В полутьме блеснула его улыбка. Он посадил ее на сухой камень, гладкий и теплый от солнца, и закрыл ей рот поцелуем, в котором она утонула.
Этот поцелуй уничтожил остатки ее здравомыслия. От вина и желания кружилась голова, ее покачивало, словно прибоем. Сердце билось — быстро, сильно, безрассудно. Она была охвачена огнем, а ее губы оказались такими же жадными и ненасытными, как и его.
