Дети моря обожали собирать безделушки. Их морские пещеры и двор в Кэйр Субае были украшены богатыми и блестящими предметами — всем, что погружалось в пучину волн и что повышало им настроение или радовало глаз. Но собранное ими не было связано с личностью. Оно не несло в себе воспоминаний, на нем не было отпечатка переживаний. От всего этого у него никогда не сжималось горло, не ныло в груди.
В Кэйр Субае никогда ничего не менялось. Золото и железо, море и камень наверняка переживут все эти человеческие подарки «на память». И сейчас, окруженный милыми мелочами из жизни Реджины, Дилан с болью думал о том, что все это когда-нибудь исчезнет.
И о том, что уже было утеряно.
Он как вкопанный стоял на потертом ковре, замерев от желания и безысходности.
Реджина с вызовом задрала подбородок.
— Я гостей не ждала.
— Не ждала, — согласился он.
На окне, отсвечивая зеленым и золотым на фоне ночной темноты, висели отполированные волнами осколки стекла, нанизанные на леску. Почему это так тронуло его сердце?
— Со мной и с Ником все будет хорошо. Тебе нет надобности находиться здесь постоянно.
Он наконец обратил внимание на ее тон. Подбородок воинственно выдвинут вперед, в глазах решимость защищаться… Она обиделась, вдруг сообразил он. Она думает, что он скептически осматривает ее дом. Но он едва ли смог бы ей объяснить, что при виде сделанного цветными карандашами рисунка Ника, толстых белых свечек на столе, попкорна в тарелке у телевизора внутри у него что-то надломилось и начало оттаивать, словно кусок треснувшего льда.
Он пожал плечами.
— Хорошо.
— Ладно. — Она немного подождала, но он так и не сообразил, что сказать. — Ты можешь лечь здесь, на диване. А я пойду скажу Нику спокойной ночи.
Под дверью в спальню мальчика виднелась полоска света. Она открыла дверь и скрылась в комнате. Дилан снова мог дышать.
— Привет, малыш.
Ник вздрогнул и поднял голову. Книжка комиксов соскользнула на пол.
— Мама!
Он был рад ее видеть, очень рад. Даже если она выглядит так хреново. Ее лицо было бледным и усталым. Ничего страшного, он и раньше видел ее уставшей. Но ее шея… Вот черт! От вида ее шеи желудок его болезненно сжался.
Она перехватила его взгляд и подняла воротник повыше.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она. Голос ее звучал, как голос бабушки, когда та накурится.
Ник пожал плечами.
— Нормально. А ты?
Она улыбнулась и присела на краешек его кровати, как делала, когда он был маленьким.
— Я в порядке. Теперь все у нас будет хорошо.
