– Нет. Они не одержимы, это не как тринадцатого. Я думаю, мы им поможем.
– Как?
Порошок сбивался в комки, и я тряс банку, вертел ее, бил по крышке, как в бубен. Через несколько минут молочный порошок был готов к ритуалу.
– Мы будем усиливать их построения, – пояснил я и отодвинул в угол столик. Площадка для ритуала перед тотемом была готова. – Сейчас будем укреплять их кольцо.
Я высыпал на пол порошок, описав замкнутую окружность. Высыпал насколько можно медленно, равномерной тонкой полоской. Серафиму это понравилось: он пробежал по периметру круга и тявкнул. По тотему сообщили, что небольшой отряд крестьян в гражданских машинах был пропущен в центр. Полицейские-Хранители вначале не хотели их пропускать, но крестьяне пригрозили остановить движение по кольцевой окончательно, и им уступили. Делегация, двигавшаяся к Дворцу Магистров Латвии, тащила с собой гроб.
– Кипяток надо, – сказал я, изучая способ приготовления молока из порошка, описанный на этикетке. – Или теплой воды.
Серафим пробежал по кругу еще и еще раз, а потом запрыгнул ко мне на плечо. По тотему передали, что движение по Бривибас, главной улице Риги, практически остановлено. Александр принес стакан теплой воды, и я всыпал туда порошка. Стакан мы установили в центре круга.
– Мешай, пока не растворится, – попросил я Александра. – Сейчас еще крови добавим: они тащили какой-то гроб.
Серафим запищал и бросился на меня, когда я поднес нож к руке.
– Серафимка, не волнуйся. Просто пара капель.
А он не успокаивался, все пищал, кусался даже.
– Может, все-таки не надо? – спросил Александр. – Ты еще после камлания слабый, и вон Серафим, смотри, не одобряет.
– У Серафима на то личные мотивы. А сам я – в полном порядке. Шаман я в конце концов или нет?!
Нож скользнул по моей ладони, я сжал руку в кулак, и несколько багровых капель нырнули в молоко. Одна, вторая. Третья. Я отодвинул Александра от стакана, взял ложку и принялся мешать сам, болтать ею в молоке с утроенной силой. Серафим тихо наблюдал с дивана: обиделся.
– Крестьяне доставили к Дворцу Магистров Латвии гроб, – сообщил на латышском языке дух-вестник тотема.
Показывали кадры прямого эфира: на гробе лежала желтая искусственная роза. Крестьяне скорбели о раненом сельском хозяйстве.
С гроба сняли крышку.
– Три коровьих головы в гробу, – продолжал дух-вестник, – символизируют участь коров Латвии. Крестьяне больше не могут продавать молоко, и коров во избежание экономических убытков придется пускать под нож.
