Он склонил голову, прислушался.
— Я не понял, воины! Пробуем еще раз. Поздравляю вас с прибытием в доблестную девятую роту!
— Ура! Ура! Ура! — грянули салаги.
— Забодал, Хохол! — приподнялся кто-то из дедов. — Иди на плацу их гоняй, дай поспать!
— Вам слова не давали, ефрейтор, — не глядя ответил тот. — Меня зовут сержант Погребняк, — продолжал он, прохаживаясь вперед и назад перед новобранцами. — Забудьте, кем вы были в учебке! Здесь вы не отличники и не двоечники, здесь вы вообще никто! И я лично буду драть вас день и ночь, чтобы сделать из вас нормальных бойцов!
Салаги уныло переглянулись — все это было уже знакомо.
— Не понял… — насторожился Хохол. — Я внятно выражаюсь, воин? — остановился он перед Лютым.
— Так точно, товарищ сержант!
— Значит, так… — Сержант глянул на часы. — До двадцати одного часа вылизать всю казарму, чтоб блестело, как у кота под хвостом! В двадцать два — выход на боевое задание! Время пошло!
Лютый и следом за ним остальные, пригнувшись, короткими перебежками крались в темноте. Потом по-пластунски подползли к колючке и затаились.
За колючкой, огораживающей закуток около склада, стояли клетки. Прапор в трусах и шлепанцах на босу ногу кормил кроликов, подсыпал в клетки траву, чесал их за ушами.
— На, мой хороший… И тебе, и тебе тоже… Ай ты мой ушастенький…
Когда он скрылся в дверях, Лютый достал штык, соединил с ножнами и перекусил несколько ниток колючки у земли.
— Слушай сюда. Моя с Воробьем — первая справа. Джоконда, Стас, — ваша третья, чтоб не толкаться. Воробей, открываешь и сразу бежишь, я беру — и за тобой. Чугун, страхуешь здесь… — Лютый огляделся, коротко выдохнул и скомандовал: — Вперед!
Они проползли под колючкой, потом одновременно бросились к клеткам. Воробей и Стас распахнули дверцы, Джоконда и Лютый схватили по кролику и кинулись прочь. С разбегу упав на землю, проползли обратно и побежали в темноту.
Прапор вылетел из дверей с пистолетом.
— Стой! Стой, суки, стрелять буду! — истошно заорал он. Потерял на бегу шлепанец, споткнулся и растянулся во весь рост.
Воробей стоял на коленях, прижав одной рукой кролика к бревну. В другой мелко дрожал занесенный штык.
— Не могу! — сказал он наконец. — Лучше меня режьте — не могу!
— Вот урод пернатый! — Лютый забрал у него штык, перехватил кролика. Решительно занес лезвие.
Кролик таращил на него глаза, испуганно подрагивал носом. Лютый занес штык еще выше… И опустил.
— Давай ты, Чугун!
— А я чо, крайний?
